Слово двадцать шестое. Звукоподражание

Наверное, каждый хотя бы раз в жизни попадал в ситуацию, когда нужно, не зная языка, что-то объяснить иностранцу. В таких случаях на помощь приходят жесты, мимика и звуковая имитация. Главное, чтобы было что имитировать: объекты рассказа должны издавать какие-то характерные звуки.

«Кошка прогнала ворону» — мяу! кар! (машем руками, на лице испуг);

«Ударил гром, пошел дождь» — ба-бах! Кап-кап-кап (рукой прикрылись от воображаемых капель);

«Поезд издал гудок, состав тронулся» — Ту-ту! Чух-чух-чух (рука показывает направление движения).

Точно так же мы общаемся с младенцами, еще только осваивающими речь, но уже знакомыми со звуковой картиной мира. Но не был ли человек разумный некогда робким младенцем в полном звуков пространстве? Не выросли ли современные слова из попыток передать информацию другим людям, воспроизводя окружающие звуки?

Большая часть слов в нашем языке — чистые знаки. Их звуковая оболочка весьма условно связана с объектом. Адресуя слова «стол», «карандаш», «картина», «книга», «цветы» кому-то владеющему русским языком, мы вправе рассчитывать на понимание: в сознании нашего визави возникнут соответствующие объекты (с поправкой на личный опыт). Но те же слова у человека, не владеющего русским, вызовут непонимание. Это доказывает значительную долю условности акустической формы слов, во всяком случае, тех, что обозначают объекты, лишенные явных звуковых признаков.

С другой стороны, в каждом языке, помимо чистых знаков, есть те, которые имитируют звуки называемого объекта. Такие слова называют идеофонами или ономатопами. Поскольку звук во всех странах одинаков, то бывает так, что идеофоны и ономатопы довольно похожи даже в далеких языках. Например, во многих языках домашних птиц приманивают схожими звуками, похожими на наше цып-цып, имитирующими писк цыплят.

Два характерных примера — кукушка и ворона. Обе птицы издают весьма характерные звуки, которые нашли похожее отражение в самых разных языках[13].

Кукушка (рус.) — kukulka (пол.) — kukacka (чеш.) — coucou (фр.) — cuculo (итал.) — сuсо (исп.) — сuсо (португ.) — сuc (рум.) — cuculus (лат.) — kaki (фин.) — kagu (эст.) — kakuk (венг.) — куку (марийский) — кикы (удм.) — guguk (турец.) — куке (татар.) — кокук (башк.) — какку (узб.) — кцкцк (каз.) — кццк (хакас.) — кукук (чуваш.) — гуту (азерб.) — kukuk (кирг.) — гугули (груз.) — cuckoo (англ.) — koekoek (гол.) — kuckuck (нем.).

Ворона (рус.) — wrona (пол.) — врана (болг.) — варона (белорус.) — corneja (португ) — corvus (лат.) — varis (фин.) — vares (эст.) — varju (венг.) — варака (мордов.) — корак (мар.) — kargasi (турец.) — карга (татар., башк., узб., кирг.) — хара (хакас.) — курак (чуваш.) — гара (азерб.) — гарга (туркм.) — krage (дат.) — kraka (швед.) — krake (норв.) — kraka (исланд.) — crow (англ.) — kraai (гол.) — krahe (нем.).

Кстати, иногда можно встретить такое объяснение происхождения слова ворона — что якобы оно берет начало от вора (вороны, как известно, вороваты). Да и резкий гортанный крик этих птиц не очень приятен уху. Думается, верна обратная история: звукоподражания вар и кар привели к производным глаголам врать и красть, а также к вору.

Звуки, призванные отпугивать, также похожи у разных народов. Русско-белорусско-болгарско-туркмено-арабский кыш перекликается с финским хуш, азербайджанским киш, американо-ирландским хаш, английским шаш, литовским штиш, немецким кш. Отпугивающую функцию, по всей видимости, несет звук [ш] (об этом подробнее чуть ниже).

Вероятно, человеческая речь на этапе становления была наполнена идеофонами. На это указывают не только наблюдения за речью младенцев, но и научные исследования, например звуковая микроскопия венгерского музыковеда и орнитолога Петера Секе[14]. Можно предположить, что современная речь родилась из вокативов, связанных с охотой и необходимостью коммуникации с первыми одомашненными животными[15]. В процессе эволюционного усложнения речи слова видоизменялись, расставаясь с первоначальным смыслом, — и постепенно их звукоподражательная природа затуманивалась.

Ключевая особенность звукоподражательных слов заключается в том, что они, соприкасаясь с памятью о первобытном опыте, заряжены чувствами и поэтому интересны для нейминга. Проще говоря, идеофоны — превосходное средство непосредственной передачи эмоций. Просто сравните.

Упал в воду — бултыхнулся.

Засмеялся — расхохотался.

Был со мной резок — зарычал на меня.

Напророчил беду — накаркал.

Уходи! — Кыш!

Отметим два направления идеофонического нейминга: звукоподражательное и звукоизобразительное. С первым в целом все понятно: название обыгрывает характерный звук товара. Рекомендую особо взять на заметку идеофоны с аллитерацией: пинг-понг, хула-хуп, чупа-чупс, флип-флоп — немеркнущая классика жанра, эти примеры у всех на слуху. Из новых ономатопов с аллитерацией отметим tutu.ru. Есть и вполне выразительные образцы без аллитерации.

Woosh — горнолыжное снаряжение

Meow — косметика

Crunch — шоколадные батончики

«Хрумпель» — легкие хрустящие закуски

Некоторые известные названия изначально не были звукоподражательными, однако их звуковая форма настолько хорошо подошла товару, что со временем и они стали считаться идеофонами.

Kodak — такой неологизм выбрал предприниматель Джордж Истмен для своих фотоаппаратов. Он искал короткое, звучное и ничего не означающее имя, содержащее хотя бы одну букву «к». Считается, что это слово имитирует звук затвора. Согласно одной из версий, придумал слово Kodak приятель Истмена Дэвид Хьюстон, который был родом из Северной Дакоты (сокращенно NoDak). Он предложил назвать фототехнику топонимом NoDak, а затем, узнав о любви друга к «сильной, проницательной букве» К, заменил Nodak на Kodak.

Название Schweppes словно воспроизводит звук открываемой газировки, однако это не более чем удачное совпадение: одного из компаньонов фабрики по производству газированной воды, открывшейся в Лондоне в 1798 году, звали Якоб Швеппе. Кстати, именно фабрика Швеппе впервые использовала в своей рекламе слово «содовая».

Слово Pepsi, как и Schweppes, тоже напоминает звук открываемой бутылки с шипучкой. Это тоже совпадение: название напитку дал пепсин, один из ключевых ингредиентов.

Зажигалки Zippo известны благодаря характерному звуку, который, как может показаться, нашел отражение в названии бренда. На самом деле неологизм Zippo получился только потому, что слово Zipper («молния»), которое так нравилось «отцу» Zippo предпринимателю Джорджу Блейсделлу, было занято.

Подходящая звуковая оболочка — гарантия отличного наименования. Конечно, важно, чтобы называемое явление производило характерные звуки, но и для «молчащих» объектов можно постараться подобрать звуковую форму, выражающую некое присущее им ключевое свойство. И здесь нам помогут звукоизобразительные ономатопы — слова, фонетика которых несет полезные бренду ассоциации.

Можно ли социальную сеть назвать звукоизобразительным словом? Да — и Twitter это подтверждает. Необременительный формат сообщений длиной до 140 знаков переводит классический «пост» в разряд «твита», легкого, как птичье щебетание. Само слово прекрасно не только идеально скроенной звуковой оболочкой, но и своей непринужденной лексической продуктивностью: оно позволяет «твитнуть» или сделать «ретвит» (а попробуйте, например, приспособить к этим целям слова Facebook или «Яндекс»).

Звукоизобразительные неологизмы могут быть не до конца понятными, но всегда наводят на определенные ассоциации. Что выпускала компания Zyxel, поначалу никто не знал — но благодаря началу Zy- жужжание угадывалось явственно, при этом окончание — xel намекало на excellence. Что-то «жужжащее на отлично» — прекрасное имя для тайваньского производителя модемов. И отлично сочетающееся с прежним названием «Хёэ Чин», которое переводилось с китайского примерно как «трудимся вместе и на совесть».

Поэты русского авангарда пытались вернуть словам первозданные значения, считая, что первозданный звук слов под тяжестью порожденных умом смысловых напластований уже не слышен.

Велимир Хлебников называл свои звукосимволические стихи «звукописью», а сам подход — «заумью», имея в виду не усложненность, а творчество «за умом», отказ от ума:

Бобэоби пелись губы,

Вээоми пелись взоры,

Пиээо пелись брови,

Лиэээй — пелся облик,

Гзи-гзи-гзэо пелась цепь[16].

Хлебников утверждал, что каждый звук алфавита окрашен по-своему. В словаре «Звукопись» он указывал, что [м] имеет синий цвет, [л] — это белый или слоновая кость, [г] — желтый, [б] — красный, [з] — золотой, [к] — небесно-голубой, [н] — нежно-красный, [п] — черный с красным оттенком. Явление графемно-цветовой синестезии (цветового восприятия звуков) в XX веке было подтверждено экспериментально, хотя восприятие синестетов во многом индивидуально.

Вывод. В слове звук соединяется со смыслом. В тех случаях, когда звук «работает» на смысл, усиливая его, рождаются шансы получить имя на миллион. Впрочем, мы забежали немного вперед — ведь это тема следующего раздела.

Подходящая звуковая оболочка — гарантия отличного наименования.

Попробуйте придумать «заумное» (по Хлебникову) название для места своей работы. Только не думайте о синестезии! Лучше представьте, что перед вами совсем маленький ребенок, и постарайтесь звуками одного слова изобразить компанию, в которой ежедневно трудитесь.

Ответ