ВСПОМИНАЯ САШУ
ВСПОМИНАЯ САШУ
«севаоборот»,
би би си город LONDON. весна 1989год
Ирина Кузнецова: Каким я его знала…
В.Н. /Всеволод Новгородцев/: Добро пожаловать, Ирина, на передачу. Первый вопрос, который я хочу задать, и который, естественно, возникает у всех людей. Люди здоровые, практические спрашивают — что, почему, как может молодой человек в возрасте 27 лет покончить жизнь самоубийством? Был-ли он пьян или болен неизлечимой болезнью! Что его толкнуло на это?
И.К. /Ирина Кузнецова/: Я не могу назвать это самоубийством. Саша совершил этот шаг не для того, чтобы уйти отсюда, а для того, чтобы прийти туда. Он искренне верил, что кто-то там ждет его. Он не упал из окна, он не выбросился, он вылетел. Его тело нашли в 12 метрах от стены нового блочного дома… и остался след в форме большой земляники. На снегу след, как он писал «земляника в окошке»…
В.Н.: То есть это произошло не ночью, это произошло днем?
И.К.: Это произошло где-то в два часа дня…
В.Н.: И он был, по нашим здравым житейским меркам, в рассудке?
И.К.: Да, Саша был в здравом рассудке. Это был чрезвычайно жизнерадостный открытый человек, и жизни он был рад. И он просто хотел уйти туда, он верил, что смерть — это освобождение, что. бренное тело — это броня. Он хотел освободиться, он верил, что его кто-то ждет. Он хотел снять с себя эту броню.
В.Н.: Сейчас, когда Саша погиб, о нем появились статьи, творчество его анализируют, критики раскладывают по косточкам, и вставлять будут, видимо, в хрестоматии. Но Саша ведь перед смертью ничего после себя в бумажном виде не оставил, как я понимаю?
И.К.: Да, он сжег все свои записи, а как таковых, записей его музыки не было.
В.Н.: Поэтому то, что до нас дошло, это скорее случайность, нежели закономерность?
И.К.: Да, это случайные записи.
В.Н.: Я хотел упомянуть это в том смысле, что записи, которые до меня дошли, уже в свою очередь — они все в принципе непрофессионального качества и вот, как ни странно, на основе этих записей, видимо, будут выпускаться сашины пластинки. Его, как явление, грубо говоря, ну проглядели. И то что до нас дошло, может не в лучшем техническом виде, но во всяком случае это дает нам представление о том, кем был Саша, о чем он писал. Что у нас за первая песня сегодня?
И.К.: Первая песня «Посошок».
В.Н.: О чем он там поет?
И.К.: Он… прощается…
В.Н.: Последние строки песни вы записали, прочтите нам.
И.К.:
Наша правда — проста, но ей не хватит креста
и соломенной веры — Спаси, сохрани,
Ведь святых на Руси, только знай выноси.
В этом высшая мера — Скоси, сохрани.
В.Н.: Что за человек был Саша? Ведь ты близко его знала. Что он в жизни был за человек?
И.К.: Саша в жизни был человек очень жизнерадостный, открытый, честный и он хотел всех нас встряхнуть своими песнями, хотел чтобы мы все жили в полный рост.
В.Н.: Если проследить его биографию, откуда все взялось, откуда он появился?
И.К.: Ну Саша родом из Череповца. Учился в Свердловске, окончил факультет журналистики, потом приехал в Питер. Ну и в Питере как было… Началось все это. Песни он стал в Свердловске писать, в Питере вот появилась настоящие его друзья в жизни и его все очень полюбили.
В.Н.: Практически, он был человек неприкаянный. Видимо, и жить ему было негде. Как у него с пропиской в Ленинграде дело обстояло?
И.К.: У него была ленинградская прописка. У него была подруга, у которой он был прописан, хотя, по-настоящему он жил с другой девушкой из Тулы — Настенька, которая училась в Москве и Саша ездил к ней в Москву или она приезжала в Питер. А в августе прошлого года Настенька родила Сашиного сына.
В.Н.: Когда ты в последний раз видела Сашу?
И.К.: В последний раз я видела Сашу дней за пять до смерти. Он зашел ко мне прощаться. Я не понимала зачем он пришел, просто зашел в гости. Я думала он приехал в Питер, мы с ним давно не виделись, просидели весь вечер, говорили даже о чем-то, не могу вспомнить о чем. Саша ночевал у меня, а утром стал уходить и сказал: ну, давай, что ли попрощаемся. Я сказала: зачем прощаться? ты же теперь в Питере, теперь-то увидимся. Он сказал: нет, давай все же попрощаемся. И мы попрощались.
В.Н.: Тебе доводилось когда-нибудь видеть, как он сочинял песни?
И.К.: Да, мы жили под одной крышей довольно долгое время и вообще часто мы с ним виделись.
В.Н.: Часто говорят, что вдохновенье приходит откуда-то извне, что автор не из себя песни рождает?
И.К.: Да, Саша искренне верил, что все, что он поет дано ему свыше, кто-то там наверху дает ему все это. Я помню, как он закончил писать песню и сказал кому-то там наверху: «Спасибо тебе, моя девочка, спасибо тебе за эту песню.» Как будто благодарил кого-то там.
В.Н.: То есть есть какая-то невидимая особа?
И.К.: Да, эта невидимая особа была при нем всю жизнь. Я даже как-то спросила его: «Ты любишь Настю?» Он сказал: «мне с ней хорошо, но жена моя там, на небесах.»
В.Н.: Был ли он человеком верующим?
И.К.: Наверное был. Он искренне верил в то, что существует вечная жизнь, вечная душа. Верил в эту вечную жизнь, вечную душу.
В.Н.: Был-ли возраст для него — 27–28 лет — каким-то рубежом?
И.К.: Ну мне кажется, что люди, которые умерли раньше 27 лет, ушли из жизни по своей воле, что-то поняли раньше. Ведь 28 лет — это настоящий рубеж в жизни, Саша понял что-то очень существенное раньше и успел это нам сказать.
В.Н.: Связано ли это с каким-то поэтическим рубежом? Лермонтовский возраст?
И.К.: Возраст Джимми Моррисона.
В.Н.: Послушаем следующую песню, называется она «Все от винта!» Может быть пару слов о ней?
И.К.: Он поет о том, что никогда не поздно снимать броню. Что тело — это броня, а смерть — это свобода…
В.Н.: Вот здесь Саша Башлачев поет: «нам нужно лететь». Ты упомянула, что он из окна буквально вылетел, пролетев 12 метров по горизонтали с 9 этажа. Ведь песня написана задолго до его смерти, за полтора-два-три года. И, слушая его песни, мы видим, что в них обстоятельства или даже картина, скажем так — будущей смерти — вырисовывается во всех деталях. Он поет о том, что «зима будет его вдовой», он поет об этих красных пятнах, о землянике на снегу.
И.К.: Даже больше. Он поёт: «мы свои черепа открываем, как консервы по песку расползлись, червями сплелись мысли, волосы, нервы.» Он описывает картину своей смерти очень живо и он знал это. Он был певцом своей смерти. Наверное, это великое мужество — знать все наперед и в то же время не уставать делиться радостью.
В.Н.: Да, это нам, смертным, понять, конечно, очень трудно.
Л.В. /Леонид Владимиров/: Этим поэты, как известно, отличаются. Если близко вспомнить — Маяковский. Он во «Флейте позвоночника» писал: «Я часто думаю, не поставить ли точку пулей в своем конце, Сегодня я на всякий случай даю прощальный концерт.» А Пушкин написал Ленского, как вы знаете, который перед смертью поет, не поет, говорит, это в опере он поет; это очень свойственно поэтам предвидеть свой конец, это какая-то мистика, но это факт.
В.Н.: Вы упомянула имя Джимми Моррисона. Действительно, есть какая-то связь. Я не большой знаток этой музыки, не берусь утверждать, что там влияние Моррисона, тем не мение, есть что-то мистическое.
Л.В.: Моррисон завещал, чтобы на его надгробьи написали, и так написали в Париже: «Здесь лежит Джим Моррисон — поэт». Больше ничего.
В.Н.: Мы сейчас связались по телефону с отцом Сергеем, который ведет у нас религиозные передачи, с тем, чтобы получить от него духовное наставление на тему о самоубийстве. Мы говорили о поэтическом самоубийстве, и нам нужно духовную сторону этого дела очень, так сказать, выяснить. Речь шла о том, что молодой поэт 27 лет Саша Башлачев, год назад выбросился из окна. И у него было какое-то воображение, во всяком случае, нам недоступное: якобы у него была какая-то невеста и ждала его на небесах. И вот мы хотели бы вас спросить: что по этому поводу православная церковь думает, как она относится к самоубийству?
о. Сергей: Вообще христианство — это жизнеутверждающая религия и конечно, по учению, каждый должен готовиться к смерти, но отнюдь не ускорять момент смерти. Вот бывают такие случаи, скажем четыре человека сидят в лодке, спасаются, пятый человек никак не может вместиться. Он жертвует своей жизнью. Это не самоубийство, это самопожертвование. Это другое дело. Но жизнь вообще — дар Божий. А самовольно решать — это, мы считаем, узурпация роли Божией. Это, в какой-то степени, и отрицание Бога самого, Бога нет, сам я — Бог, сам я решаю. Вот эта проблематика, между прочим, обсуждается у Достоевского в «Бесах». Там есть Кириллов, который, как вы помните, очень живо описывает свои мысли о самоубийстве, как он заменяет как будто Бога. Но в Библии все-таки сказано, одна из заповедей говорит: не убивай, значит и самого себя не убивай. И тут, кроме этого, есть другая заповедь: да не будь у тебя других богов, кроме Меня, кроме т. е. Бога, включая собственное свое «я», так что самоутверждение, которое ведет к самоубийству это, конечно, осуждается, и вот, строго говоря, человек, который поканчивает с собой самоубийством, не получает церковного отпевания. Мы бережно и с любовью относимся к человеку, если можно оправдать, понять, отчего он погиб, особенно если он не владел собой в тот момент, скажем, умалишенный — тогда уже это другое дело. А другие говорят даже более того: любить человека так или иначе, каким бы образом не погребали его, все-таки о нем молиться. Вот, например, у Достоевского, извините, что дважды повторяю, цитирую, у отца Зосимы есть такое место, где он говорит: «Всяк день молюсь». Вообще, о самоубийствах говорит и как бы оправдывает это за любовь — не осердится ведь Христос, конечно, тут преобладает.
В.Н.: То есть самоубийство считается одним из тяжких грехов.
о. Сергей: В самом деле так и есть. Каждый грех может строго караться. Строгое можно иметь к нему отношение, но можно и с милостью, понимая почему произошел этот грех, чтоб не только тот, кто покончил с собой, но и окружающие его, получили какую-то поддержку, какую-то любовь от церкви, забота Христа — это именно о спасении человека.
И.К.: Отец Сергей, Сашин шаг — это было не самоубийство, это было самопожертвование. Он своим шагом хотел сказать нам, что нам ничего не надо бояться. Любой шаг, даже смерть, можно воспринять с радостью. И все мы после его смерти получили заряд творческой энергии, все, и я, и Борис, и Виктор Цой и многие-многие советские музыканты и поэты.
о. Сергей: Я, конечно, не о нем говорю. Не знаю его. И тут, между прочим, то, что вы говорите немножко похоже на то, что Кириллов говорит: он хотел своим самоубийством как-то ободрить людей, дать им духовную силу, мужество и т. д. Но не знаю, думал ли он о Боге сам, был ли верующим человеком?
И.К.: Наверное Саша был верующим, верящим в то, что душа вечная. о. Сергей: Да, да, да.
И.К.: Но по вероисповеданию, наверное, он был язычник. В.Н.: У нас, к сожалению, время подходит к концу… Спасибо о. Сергей, спасибо Ирина, всего доброго друзья…
