19

Когда мастер-запись альбома «Let It Be» была готова, «Битлз» неожиданно проявили к ней интерес и, откликнувшись на звонки Дебби, дружно явились в «Эппл». В том числе и заметно взбодрившийся Джон. Власти США, не очень-то довольные его миротворческими акциями, не продлили ему визу, вот он и вернулся в Лондон. Но доктора Янова он прихватил с собой.

И вот они уселись в павильоне, и Спектор включил магнитофон… Неожиданным было уже начало: не музыка и даже не счет – «раз, два, три», как в «Please, Please Me», а совершенно бессмысленная фраза Джона в стиле его абсурдных шуточек: «„Люблю Пигмея“ Чарльза Хотри – спектакль в пользу глухих! В первой фазе Дорис получает овес…» Что означает этот набор слов, сказанный им на какой-то репетиции года два назад, никто не помнил.

Но Джон от такого начала пришел в восторг и даже захохотал от удовольствия. Теперь, что бы ни следовало дальше, альбом ему уже нравился. Пол же, напротив, насупился. Его интересовала музыка, а не модернистские хулиганства. И музыка началась сразу за выкриком Джона. Это был огрызок песни Пола «Двое из нас», которую он когда-то забросил, посчитав неудачной:

«Ты и я – шлем открытки,

Пишем письма на стене.

Ты и я – жжем по спичке,

По привычке мы идем домой…

Дорога домой,

Дорога домой,

Идем домой…»[150]

К черновой записи этого фрагмента Спектор не добавил ничего, оставив его как есть. Обрывалась «песня» так же внезапно, как и начиналась. А затем вновь прозвучала фраза Джона: «Да, о'кей… Погодите… Раз, два, три…» По замыслу продюсера, все эти ухищрения должны были ввести слушателей в атмосферу репетиции «Битлз», и если это удастся, вся «лажа» будет прощена.

Но Пол не желал этого понимать. Он был вне себя: «Начать пластинку с какой-то бесформенной каши! Это профанация и позор!..» И он уже не был способен прочувствовать, как прекрасна была следующая песня – «Across The Universe»[151] Джона. Она была нежна и влекла фантазию в заоблачные дали. Услышав ее припев – буддийскую мантру «Джай Гуру Дэва Ом», Харрисон впал в благостный транс: наконец-то не он один в «Битлз» сеет с помощью музыки зерна мудрости Кришны… А его собственная песня «I, Me, Mine»[152] была так шикарно доработана Спектором с добавлением мощного органа и перемикширована, что обещала стать хитом.

Законченные, добротные номера перемежались с сырыми обрывками и репликами. Наконец, дошла очередь до песни Пола «The Long And Winding Road»[153]. От ее мелодии, окрашенной звучанием симфонического оркестра, щемило сердце, и Ринго даже зашмыгал носом… И тут Пол взорвался:

– Выключите, наконец, эту гадость! – заорал он.

Спектор, наблюдавший за ними, и тихонько пухнувший от гордости, не поверил своим ушам:

– Гадость?.. – переспросил он.

Пол, не дожидаясь, когда тот опомнится, сам прошел в рубку и остановил фонограмму.

– Как вы посмели?!! – напустился он на Спектора, вернувшись. – Женский вокал! Хор монашек! В «Битлз» никогда не было и не будет женского вокала!

– А мне понравилось… – сунулся было Ринго, но Пол грубо осадил его:

– Тебя не спрашивают!

Он снова повернулся к продюсеру:

– Немедленно перемикшируйте этот номер или снимите его!

– Нет, нет, – вмешался Джон, – ничего не надо менять. Отличный альбом, отличная песня…

– Это МОЯ песня! – ощетинился Пол. – И МНЕ лучше знать, как она должна звучать! Я не собираюсь позориться на весь мир!

Почувствовав поддержку Джона, Фил Спектор позволил себе обиженно возразить:

– Когда я работал над ней, я несколько раз звонил в Шотландию и просил вас помочь мне. Но вы трудились там над собственным альбомом. А меня поджимали сроки, я не мог ждать вечно!

– Ты обосрался, Макка, – констатировал Джон.

– Это МОЯ песня, – повторил Пол удрученно.

– «Я, мне, мое», – процитировал самого себя Джордж.

– Это песня «Битлз», – сказал Джон веско. – Запомни это, мой мальчик.

Пол потемнел от обиды. Но он тут же взял себя в руки.

– Ладно, – неожиданно спокойно сказал он. – Ладно. Но лично я отныне не работаю с «Битлз». Моя пластинка уже отпечатана и готова к продаже. Я придерживал ее, чтобы не навредить реализации альбома «Битлз». Но тем, что я не могу распоряжаться собственной песней, вы поставили меня в положение, унижающее достоинство художника. И я снимаю с себя какие бы то ни было моральные обязательства. Свой диск я отправлю в продажу завтра же. И в каждом конверте будет лежать листовка с моим заявлением о выходе из «Битлз».

– Напугал, – усмехнулся Джон. – Отправляй. Кто тебе мешает?

– Теперь уже – никто и ничто, – согласился Пол. И саркастически добавил: «Пусть будет так».

Он покинул студию, ни на кого не глядя.

Проводив Пола полными слез глазами, Дебби, такая же конченая битломанка, как и весь низовой состав сотрудников «Эппл», принялась обзванивать друзей и знакомых: «Салли! Это конец. Они окончательно разругались…», «Иштван? Ты был прав. Развод. Сегодня я буду спать с тобой, иначе я сойду с ума…», «Только прошу тебя, Моника, ничего с собой не делай! Обещаешь? „Битлз“ больше не существуют… Нет, нет! Не вздумай! Положи таблетки на место!..»

Тем временем «верхушка» «Эппл» собралась на военный совет.

– Вы угробили наш альбом, – заявил Клейн.

– С чего это вдруг? – поднял брови Джон. – «Битлз» лопнул, это факт, к этому дело уже давно двигалось, но эта-то пластинка уйдет нормально.

– Нет, не уйдет, если диск Пола выбросят на прилавки раньше.

– И у меня, и у Джорджа были сольные проекты, – возразил Джон, – и никакой катастрофы не случилось.

– И у меня… – тихонько вставил Ринго, месяц назад выпустивший собственную пластинку «Sentimental Journey»[154] и гордившийся ее двадцатым местом в хит-параде.

– Вы не понимаете, – покачал головой Аллен Клейн. – Не зря ведь мы с мистером Мартином попросили Пола повременить с продажей своего диска. Ваши сольники не имели никакого успеха. Их или не заметили, или смеялись над ними. А вот Пол записывался только с «Битлз», и эти пластинки всегда были на первом месте. И все считают теперь, что «Битлз» – это Маккартни.

– Вот как? – недобро прищурился Джон. По большому счету, ему было наплевать. И все же стало обидно.

Вмешался Мартин:

– Ты ведь не будешь отрицать, Джон, что над последними альбомами Пол работал намного больше, чем ты.

– Да, – признал Джон. – Я уже давно чувствую себя его сессионным музыкантом. И мне это не нравится.

Джордж согласно кивнул. Его раздражало то, как пренебрежительно Пол относился к его творениям, позволяя вставить в диск только по одной-две песни. И это, кстати, не лучшим образом влияло на его заработок.

– А раз так, – продолжал гнуть свое Клейн, – раз «Битлз» – это Маккартни, а то, что делают остальные сами по себе – ерунда, то его сольник пойдет нарасхват. Особенно если он и в правду неплох.

– Я слушал, – снова вставил свое слово Мартин, – он очень неплох. В меру глуп и мелодичен.

– То есть, он обещает быть бестселлером, – заключил Клейн.

Свою лепту в разгром безмятежности Джона внес Спектор:

– А если в конверте пластинки Пола будет заявление о распаде «Битлз», то «Let It Be» уж точно никому не будет нужен. Я старался создать впечатление репетиции живой группы. Теперь всем будет ясно, что это – блеф.

Все смолкли, обдумывая сказанное.

– До чего мы доехали, парни, – нарушил тишину Ринго. – И только оттого, что ни один не хочет чуть-чуть подвинуться… Спасу нет, какие все гордые… – Он поднялся. – Поеду-ка я к Полу, попробую его отговорить.

– Лучше ехать Джону, – предложил Клейн.

– Ну уж нет! – замотал головой тот. – Если поеду я, я набью ему морду!

– Мне тоже не стоит, – задумчиво сказал Джордж. – Пусть едет Ринго.

– Что ж, ладно, – нехотя согласился Клейн. – Давай, Ричи. На тебя, затаив дыхание, смотрит весь мир.

Когда Ринго проходил через приемную, ту же фразу – «На тебя смотрит весь мир…» – прошептала так, что он не услышал, Дебби и до боли закусила пухлые губы.

– Не знаю, правильно ли я поступаю, – Пол выглядел таким несчастным и испуганным, что Линда сейчас испытывала к нему почти материнские. – Мы были друзьями много лет. Мы были почти как семья…

Линда хотела сказать, что теперь у него есть другая семья, но тактично промолчала.

– Мы любили друг друга, – продолжал он говорить, скорее, сам с собой, чем с ней. – Я всегда знал о той чертовщине, которая опутывает нас, но старался забыть… Но Клейн… Как я ненавижу его! – Лицо Пола исказила ненависть, а у Линды в готовности заплакать задрожали губы. Ей было очень неприятно видеть Пола таким. – Он всех настроил против меня! – Ничего не замечая, ударил кулаком по столу Пол. – И теперь я должен быть твердым. Обратного пути нет.

Раздался звонок. Пол включил переговорное устройство:

– Кто там?

– Пол, это я, – раздался голос Ринго.

– Чего тебе?

– Впусти сначала… Тут холодно.

– Нам не о чем разговаривать. – Пол отключил переговорник.

Минут десять Ринго давил на кнопку звонка, бормоча:

– Так-то ты поступаешь со старыми друзьями? Но я не отступлю. Потому что я одинаково люблю и тебя, и Джона, и я смогу вас помирить…

Пол не отвечал. Тогда Ринго, не обращая внимания на удивленные восклицания фанаток Пола, вечно дежуривших тут, перелез через ограду, поднялся на крыльцо дома и начал методично колотить ногой в дверь.

– Вот же дятел, – усмехнулся Пол, – ну что мне с ним делать?

– Впусти его, – посоветовала Линда. – И будь с ним помягче…

– Нет. – Пол поднялся. – Я не дам ему говорить со мной. А то он уговорит. Я сделаю все, как надо.

Отперев, он распахнул дверь, и Ринго, делавший очередной пинок, с трудом удержался на ногах. Невинно глядя на Пола снизу вверх, он предложил:

– Побеседуем, Макка?

Линда тоже вышла из комнаты и, прислонившись к косяку, приветливо кивнула ему.

Пол молчал, разглядывая его, словно не мог на что-то решиться.

– Аллен Клейн не такой уж плохой парень, – сказал Ринго, – и все мы хотим тебе только добра…

Зря он сказал про Клейна. Пол решился. Стиснув зубы, он, не проронив ни слова, правой рукой взял Ринго за лацканы пиджака и влепил ему левой такую затрещину, что мир для того полыхнул болезненным белым фейерверком.

Пол услышал испуганный вздох и тут только обратил внимание на десяток девушек, наблюдавших эту сцену из-за прутьев ограды.

Толкнув ошеломленного Ринго назад, он захлопнул перед его носом дверь. И без сил опустился на пол.

Услышав всхлипывания, он поднял глаза и увидел, что Линда плачет.

– Я должен был… – сказал он неуверенно. – Они ведь ничего не понимают…

Когда Ринго вернулся в «Эппл», Дебби кинулась ему навстречу. Фингал был порядочным, и она приложила к его щеке смоченный одеколоном носовой платок. «Ублюдок! Какой же он ублюдок!…» – повторяла она. А затем принялась сладострастно вырезать бритвой все изображения Пола из плакатов на стенах приемной и рвать их на мелкие кусочки.

Эта процедура была похожа на ритуальное действо, и работники студии, столпившись тут же, наблюдали за ней. Без ненависти в голосе имя Пола не произносил теперь никто.

Опасения Клейна не оправдались. Альбом Пола «Mc'Cartney» и публикой, и критиками был принят холодно, если не сказать враждебно. Во всяком случае, первого места в хит-параде он не увидел. А вот вышедший три недели спустя «Let It Be» – альбом группы, о распаде которой было уже официально заявлено, альбом смикшированный из «отбросов», альбом, стоимость которого стараниями Клейна была выше обычной в несколько раз – возглавил список популярности на восемь месяцев. Только предварительных заявок на него было подано три и семь десятых миллиона… Лихорадочный блеск глаз и болезненный румянец делают порой умирающую от чумы девушку прелестной…

Линдси-Хогг кое-как склепал-таки свой фильм. Назывался он теперь тоже не «Get Baсk», а так же, как и пластинка. Но на его премьеру никто из «Битлз» не явился. Зачем?..

Их взаимные обвинения, словно поток помоев, выплеснулись на страницы прессы. После всех оскорблений, которые Пол нанес остальным, а те – ему, о «мировой» речи уже быть не могло.

Встал вопрос о разделе имущества, и Джон, со свойственными ему левацкими замашками, предложил поделить все поровну на четыре части. Пол не был согласен с таким вариантом. Неужели ЕГО вклад в величие «Битлз» равен вкладу Ринго или Джорджа?..

…Выходя из зала суда под руку с Линдой, бледный от обиды за все услышанные в свой адрес оскорбления, Пол краем уха услышал обрывок разговора двух репортеров:

– …И на этих подонков мы молились десять лет?!

– Да-а… Кто бы мог подумать, что они так ненавидят друг друга? Заголовок у меня будет такой: «Джон Леннон назвал Пола Маккартни „сраным шакалом“». Газету на части будут рвать.

Пол остановился и обернулся к разговаривающим.

– Пожалуйста, – попросил он, – будьте людьми… – он хотел сказать, – «Не пишите такой заголовок», но тут же подумал, что даже если он и уговорит этих двоих, остальные (а журналистов в зале было несколько десятков) все равно напишут какую-нибудь гнусность. И он, махнув рукой, отвернулся.

Одной из целей, которые он ставил перед собой, возбуждая тяжбу, он, во всяком случае, добился: мосты были сожжены, Джон, Джордж и Ринго никогда уже не предложат собрать группу вместе. Что касается второй цели – денег… Игра не стоила свеч. Суд заморозил счет «Битлз» до окончания разбирательства группой экспертов – экономистов и юристов. Знатоки утверждали, что процесс этот займет минимум лет пять…

По дороге к автомобилю, зябко ежась, Пол сказал жене:

– Как только я вошел в зал, я сразу вспомнил этого психа, Мэнсона, помнишь, я тебе рассказывал?

– Конечно.

– Он кричал: «Ребенок должен родиться средь вас, но вы растерзаете его…» У меня такое чувство, что именно это мы и совершили.

Ожидая возвращения троицы, Дебби вышла покурить и стояла на тротуаре в компании нескольких битломанов, день и ночь дежуривших возле дверей «Эппл». Выглядели все они так, словно были гостями на похоронах. То и дело стряхивая легкий снежок с воротников, они вполголоса переговаривались ни о чем. Собственно, это и были похороны.

Но вот в конце улицы появился новенький белый «роллс-ройс» Джона. Ждущие подтянулись, стараясь выглядеть бодрее. Машина остановилась, и из нее вывалилось… трое хохочущих парней.

Поклонники не верили своим глазам.

– Что?! Снова вместе?! – надеясь на чудо, подскочила к ним Дебби, но тут же осеклась, сообразив, что Пола с ними нет.

Выяснилось, что веселье вызвано выходкой, совершенной Джоном напоследок. После того, как было объявлено решение суда, они, расстроенные, гуськом вышли из зала. Комментировать событие репортерам они отказались. Сев в машину, Джон наклонился к шоферу:

– Энтони, кирпичи у нас еще в багажнике?

– Да, – водитель сокрушенно поскреб затылок. – Извините, я вчера вечером забыл их выгрузить.

– Не извиняйся. Ты просто праздник мне устроил. На Кавендиш-Стрит, к Полу! – скомандовал он, откинулся на спинку сидения и пояснил Джорджу и Ринго: – Я вчера для сада кирпичи купил. – Но, заметив, как удивленно они переглянулись, он не выдержал и прыснул.

Бессменные поклонницы Пола потеснились, уступая их машине проезд к двойным черным воротам. Джон не стал звонить, а, как давеча и Ринго, перелез в сад через ограду. Затем распахнул ворота изнутри и, потирая замерзшие руки, подошел к багажнику. Ринго и Джордж вышли из машины загипнотизированные происходящим.

Энтони открыл багажник. Джон взял два кирпича и вернулся в сад. Немного не дойдя до дома, он остановился, сделал дурашливое движение готовящегося к броску метателя диска, а затем один за другим кинул кирпичи в окна Пола.

Поклонницы и Джордж с Ринго застыли, не веря своим глазам. Звон бьющегося стекла наполнил воздух. В проеме одного из выбитых окон появился Пол. По его лицу невозможно было понять, какие чувства он сейчас испытывает. Как и остальние он не проронил ни звука. Сзади подошла Линда и обняла его за плечи.

Неожиданно Джон откинул голову и захохотал. Было холодно, и пар изо рта делал Джона похожим на глотающего огонь факира. Просмеявшись, он крикнул:

– Вот и еще один повод подать на нас в суд, Кемпбелл!

Тут заржали и остальные, втискиваясь в «роллс-ройс».

Провожая машину взглядом, Пол тихо сказал:

– Я так не могу, Линда. Я должен с ним поговорить.

– Как знаешь, милый, – отозвалась та. – По телефону?

– Он бросит трубку.

– А если он выставит тебя? Как ты Ринго.

– Значит, я должен пережить и это.

Но Джон не выставил Пола, когда тот явился к нему после полуночи. Во всяком случае, сразу. И тут же объяснил свое великодушие:

– Ко мне часто являются гости, которых мне совсем не хочется видеть. Теперь, Макка, ты – один из них.

– Нам нужно поговорить, – сказал Пол, пройдя и усевшись в кресло.

– О чем? – оскалился Джон. – Разве сказано еще не все?

– По-настоящему не сказано еще ничего.

– Да? И сколько же дерьма нам предстоит еще сожрать, прежде чем мы, наконец, расстанемся? Или «по-настоящему» – это дуэль? Я готов. У меня есть ружье.

– Джон, я хочу, чтобы ты меня понял…

– Крокодил проливает слезы. Того, что сделано не изменишь. Выбрал путь подлеца, так хотя бы наберись смелости пройти его, не сворачивая.

– Не затыкай мне рот, выслушай…

– Да?! Смотри-ка, какие мы обидчивые! Я ему даже еще по роже не дал, а он уже обижается! – Джон плюхнулся в кресло напротив и положил ноги на журнальный столик. – Ты меня просто восхищаешь, мальчик!

– Я хочу начать разговор со Стюарта…

– Не надо! – Джон резким движением поставил ноги на пол и наклонился вперед, приблизив свое лицо к лицу Пола. – Однажды я предупредил тебя: ни-ко-гда не касайся его имени!

– Ну дай ты мне пять минут, – взмолился Пол. – Только пять минут…

Джон поднес к глазам часы.

– Начал!

Торопливо, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, Пол принялся рассказывать обо всех своих страхах, обо всех сверхъестественных событиях, подтверждающих мистические прозрения Стюарта. Смерть Джулии Леннон, смерть Мэри Маккартни, смерть самого Стью и его «записка с того света», смерть Брайана, истерическое поклонение всего мира, калеки, жаждущие коснуться «Битлз» для исцеления, невиданный успех их даже самых неудачных песен («Так бывает с теми, кто продал душу дьяволу» – прокомментировал он это), буря ненависти, вызванная заявлением Джона о Христе, страшные слова ритуального убийцы Мэнсона…

Внезапно, под действием ироничной улыбочки, с которой Джон выслушивал его, Пол осознал, как неубедительно все это звучит… И выкрикнул:

– Да очнись же ты! Неужели ты ничего не понял?!

Джон посмотрел на часы:

– Все. Ты перерасходовал две минуты моего драгоценного времени. Что касается сказанного… Отчего же, я все понял. Ты – мученик. Ты несешь крест за всех нас. И судился ты с нами не из-за денег, а из самых благородных побуждений. Умница. – Он поднялся. – Тебе пора, Макка. И запомни: самый страшный тип подлеца – подлец с теорией. Прощай.

Пол встал и с потерянным видом поплелся к выходу.

Прежде, чем закрыть дверь, Джон бросил:

– Да! Напоминаю. У меня есть ружье. Если ты еще раз явишься ко мне, я пристрелю тебя, как бешеного пса.