Обратный отсчёт
Мне к тому времени исполнилось 29 лет и стало ясно, что мой план сделаться до тридцати лет знаменитым миллионером не удался. Зато я знал, что буде написано на моём надгробии: «Это человек, написавший 4 000 000 непризнанных песен. Он ни перед чем не отступал, даже Элмару Гуншу пришлось петь для него».
При этом я неплохо зарабатывал. Десять тысяч премии за первый год, за третий год я собрал уже 40 000, а теперь, за пятый год работы, уже 250 тысяч. И всякий раз, когда на какой–нибудь радиостанции от Гузума в Шлезвиг — Гольштейне до самой глухой деревни играли мою песню, мне отваливалось с этого 10 марок. Это называлось «сбором за прокат». Мне следовало бы удовлетвориться этим. Но я был недоволен.
Вокруг меня ошивались сплошь тормоза. Эрика, существо из рода людей, которые настолько практичны, что считают гроб лучшим подарком: " Послушай, Дитер, возвращайся, наконец, к отцу в строительную фирму! Там твой родной дом, ты ведь уже миллионер. В будущем ты можешь спокойненько отдыхать, задрав ноги кверху».
И мой шеф сделал заманчивое, по его разумению, предложение: «Дитер, пока что ты хлеб даром не ешь, так что можешь оставаться на этом месте хоть до пенсии». Да чего я у него не видел!
Я всё ещё лелеял мечту, идею фикс, писать песни на английском языке и с их помощью прорваться на международную арену. У цементоголовых придурков из фирмы звукозаписи, правда, всё, что было написано не по–немецки, каралось смертью через повешение. Но я был непоколебим и к тому же уверен, что наибольший успех песне принесёт звучание а-ля «I want your heart, come let us start». Это был ключ к моей мечте — вилле с фламинго в пруду в Беверли Хиллз. Тогда как немецкий вариант «Ich will dein Herz, komm lass uns starten» («Я хочу твоё сердце, давай же начнём») открывало двери лишь к домику на две семьи в Вуппертале.
К тому времени я не знал и даже не догадывался, что пришло время собирать урожай. То, что мне казалось тупиком, было в принципе залом ожидания. Всевозможные проекты, которым я дал жизнь, через год принесли сочные плоды.