Последний день Помпей
Последний день Помпей
Помпеи стихия пощадила до следующего дня. Горожане легкомысленно не обратили внимания на черное облако пепла и газа, поднявшееся над вулканом и медленно поплывшее в сторону города. Тревога стала нарастать после того, как хлопья пепла засыпали крыши домов, тротуары, цветы и кроны деревьев. Пепел покрывал белые одежды, его приходилось постоянно стряхивать; краски города тускнели, сливаясь в жуткий серый фон.
Многие жители пытались укрыться от пепла в домах, куда проникали ядовитые сернистые пары. Под тяжестью пепла крыши домов обваливались, погребая тех, кто находился в помещении. Многие гибли, не найдя в себе решимости оставить ценные вещи. Во время раскопок были найдены люди с мешками, набитыми золотом и драгоценными украшениями. Начавшееся землетрясение сопровождалось непрерывными толчками. Содрогавшаяся твердь опрокидывала повозки, разрушала статуи, стены домов; бегущих в ужасе горожан засыпало черепицей. В это время прогулки стали слишком опасны, потому что вслед за пеплом с неба посыпались камни.
К. Брюллов. «Последний день Помпеи». Фрагмент, 1830–1833
Подробности трагедии в Помпеях известны из писем знаменитого римского ученого Плиния Младшего, гостившего в Мизено – имении своего дяди, также известного ученого, которого принято называть Плинием Старшим. Юному Плинию выпало несчастье оказаться на берегу Неаполитанского залива всего в 25 км от Везувия. Он описал извержение в письме к Тациту, по просьбе последнего поведав о смерти родственника, и невольно предоставил потомкам важный научный документ.
«Дядя был в Мизене и лично командовал флотом, – писал Плиний Младший. – Он умер во время катастрофы, уничтожившей прекрасный край вместе с городами и населением. В девятый день до сентябрьских календ, часов около семи, он увидел облако, необычное по величине и виду. Глядевшие издали не могли определить, над какой горой оно возникло, а то, что это был Везувий, признали гораздо позже. Дядя уже погрелся на солнце, облился холодной водой, закусил и потребовал сандалии, чтобы подняться на такое место, откуда лучше виделось это удивительное явление. Облако по форме походило на пинию: вверх поднимался высокий ствол, от которого в разные стороны расходились ветви. Его могло выбросить потоком воздуха, но затем сила ослабла, и облако от собственной тяжести разошлось в ширину. Цвет тучи, наполненной землей и пеплом, изменялся от яркого белого до грязно-коричневого.
Явление могло бы показаться значительным и заслуживающим ближайшего ознакомления любому ученому человеку. Дядя велел приготовить судно и предложил мне ехать вместе с ним. Я ответил, что предпочитаю заняться сочинением. Он собирался было выйти из дому, когда получил письмо от Ректины, жены Тасция, жившей в вилле под горой, откуда спастись можно было лишь морем. Перепуганная женщина просила выручить ее из ужасного положения, и дядя изменил план. То, что начал ученый, закончил человек великой души: он велел подать корабль, и сам поднялся на палубу, собираясь предоставить помощь не только Ректине, но и многим другим, ведь побережье было густо заселено. Он поспешил туда, откуда другие бежали, держа прямой путь, стремясь прямо в центр опасности, и был до того свободен от страха, что, уловив любое изменение в очертаниях столба, приказал отмечать и записывать все детали».
Ученый не поддался уговорам кормщика, хотя колебался – не повернуть ли назад, но все же велел направить лодку в Стабии, к дому некоего Помпониана. В течение опасного пути Плиний Старший утешал испуганных пассажиров, обнимал их за плечи, уговаривал, желая ослабить страх своим спокойствием. По возвращении он велел отнести себя в баню; вымывшись, расположился на ложе и со вкусом отобедал, все время притворяясь веселым.
Сохранилось свидетельство античного писателя Диона Кассия, более позднего автора, который пользовался неизвестным источником, но хорошо знал о последствиях извержения за пределами Кампании: «Началось сильное землетрясение. Вся местность вокруг Везувия дрожала, а вершина горы колебалась. Подземные удары были подобны грому… шумело море… Внезапно раздался страшный треск. Из жерла вулкана полетели огромные камни… высоко поднялось пламя и повалил густой дым, солнце померкло. День обратился в ночь, в воздух поднялись тучи пепла. Он покрыл землю и море, засыпал целиком два города. Поднялась такая масса пыли, что она достигла Африки и Египта. В Риме носившиеся в воздухе тучи пыли застилали солнце».
В изложении Плиния Младшего уже в первый день катастрофы «на корабли падал пепел, и чем ближе они подъезжали, тем горячее и гуще становился воздух. Падали куски пемзы, черные обожженные обломки камней, уже почти похоронив отмель и завалив берег, доступ к которому был прегражден обвалом. Во многих местах из Везувия широко разлился, взметнувшись вверх, огонь, особенно яркий в ночной темноте. Дядя твердил, стараясь успокоить перепуганных людей, что селяне впопыхах забыли погасить огонь и в покинутых усадьбах занялся пожар. Затем он отправился на покой и заснул крепким сном: дыхание у него, человека крупного, вырывалось с тяжелым храпом, и люди, проходившие мимо его комнаты, этот звук слышали. Площадка, с которой входили во флигель, была уже так засыпана пеплом и кусками пемзы, что человеку, задержавшемуся в спальне, выйти было бы невозможно. Дядю разбудили, предложив принять участие в совете, где обсуждался вопрос: остаться ли в помещении или выйти на открытое место. Ученый приводил разумные доводы, у остальных возобладали страхи».
К моменту переговоров сотрясаемые частыми и сильными толчками шатались здания; подземная стихия сдвигала их с мест, перемещала в сторону и возвращала обратно. С неба падали легкие, пористые куски пемзы. Люди защищались от падающих камней подушками, привязанными к голове полотенцами.
Угроза становилась ясной постепенно, ведь катастрофа началась с легкого пепла, который достаточно было стряхнуть с одежды и волос. Видя летящие с неба куски пемзы, люди чувствовали опасность, но реальные меры к спасению принимали слишком поздно. Город окутывали ядовитые пары; они заползали во все щели, проникая под накидки, повязки и платки, стесняли дыхание, вызывали слезы и кашель. Пытаясь глотнуть свежего воздуха, горожане выбегали на улицу, попадали под град лапилли и в ужасе возвращались обратно. В домах рушились потолки, погребая тех, кто сидел, забившись, под лестничными клетками, прятался в галереях, тщетно вымаливая у богов прощение.
Во время извержения любого вулкана вместе с пеплом из жерла выбрасываются куски старой и свежей лавы, а также чуждых вулкану пород. Небольшие, округлые или угловатые фрагменты этого вещества – лапилли (от лат. lapillus – «камешек») – падают подобно граду, покрывая землю рыхлым слоем вулканической массы. Во время извержения Везувия большая часть камней едва достигала величины грецкого ореха, хотя изредка попадались камни диаметром до 30 см. Даже в застывшем виде их нетрудно удалить с помощью простейших орудий. Именно такое вещество засыпало Помпеи, хотя и на значительно меньшую глубину, чем Геркуланум.
Вопреки утверждениям античных авторов, стихия не застигла жителей врасплох. Вулкан проснулся рано утром, а каменный дождь пошел только к полудню. У жителей было достаточно времени, чтобы покинуть город, и многие сделали это. Судя по находкам, из 10 тысяч горожан погибло менее четверти. Население города мертвых составили те, кто бросился на спасение домашнего скарба или просто решил переждать опасность, покинув дом слишком поздно. Погибли старики, потерявшиеся дети и рабы, которых хозяева оставили стеречь домашнее имущество.
С трудом пробираясь сквозь груды мелких камней, люди падали без сил, теряли сознание или медленно задыхались, заживо погребенные под горячим пеплом. Не случайно многие из погибших были обнаружены в верхнем его слое. Утро следующего дня встретило оставшихся кромешной тьмой, воздух стал горячим, а город полностью скрылся под 7-метровым слоем лапилли и накрывшим его 2-метровым слоем пепла.
«Настал день, сумрачный, словно обессилевший, чернее и плотнее всех ночей, – продолжал Плиний Младший в письме к Тациту, – хотя темноту немного разгоняли факелы. Был уже первый час, когда мы решили выйти на берег и осмотреться вокруг. Здания сотрясались. Мы стояли на открытом месте, но и в темноте было видно, что все вокруг рушится. Огромное количество людей теснило и толкало друг друга. В городе случилось много диковинного и ужасного. Повозки, которые мы распорядились отправить вперед, на совершенно новом месте кидало из стороны в сторону, хотя мы и подпирали их камнями. Море было по-прежнему бурным и враждебным. Мы видели, как оно втягивалось в себя, а земля, сотрясаясь, отталкивала его прочь. Берег выдвигался вперед, оставляя морских животных лежать на песке.
Подобно многим другим, дядя лег на разостланный парус и попросил холодной воды. Огонь и запах серы, возвещавшие о приближении огня, обратили других в бегство, а его подняли на ноги. Он встал, опираясь на двух рабов, и тут же упал, потому что от густых испарений ему перехватило дыхание и закрыло дыхательное горло: оно у него от природы было слабым, узким и часто болело.
В огромной черной грозовой туче вспыхивали и перебегали огненные зигзаги, она раскалывалась длинными полосами пламени, похожими на молнии, но только небывалой величины. Спустя несколько часов туча стала спускаться на землю, покрыла море, опоясала и скрыла остров Капри, унесла из виду Мизенский мыс. Падал пепел, но сначала редкий. Оглянувшись, я увидел, что на нас надвигается густой мрак, подобно потоку, разливавшийся по земле».
Испуганный юноша предложил спутникам свернуть, пока их не задавила толпа. Затем все оказались в темноте, похожей на ту, что бывает в комнате, когда резко выключается свет. Беспомощные люди слышали женские крики, голоса мужчин, детский плач: одни звали родителей, другие – детей, жены искали мужей, а те во всеобщей свалке не могли отыскать жен. Быть может, в тот момент жители поняли, что гибель неизбежна. По словам Плиния, «они оплакивали собственную смерть, скорбели о гибели близких, некоторые в страхе кричали о том, чтобы скорее умереть, многие воздевали руки к богам, но большинство утверждало, что их нет и в мире наступила последняя вечная ночь. Когда чуть посветлело, мы увидели, что это не рассвет, а приближающийся огонь. Он остановился вдали, и вновь наступила темнота. Пепел посыпался частым, тяжелым дождем. Мы все время вставали и стряхивали его, иначе нас бы накрыло и раздавило его тяжестью. Мрак наконец стал рассеиваться, превращаясь в дым и туман. Скоро настал настоящий день, и даже блеснуло солнце, но желтоватое и тусклое, как при затмении. Глазам онемевших в ужасе людей окружающий мир предстал совсем другим. Все было засыпано, словно снегом, глубоким пеплом». Письмо Плиния завершалось словами: «…Я передал все, при чем присутствовал сам и о чем услыхал от тех, кто хорошо помнит, как все было».
Слабый дневной свет вернулся на третий день после начала извержения. Тело Плиния Старшего нашли на берегу: ученый лежал полностью одетым, без каких-либо повреждений и более напоминал спящего, чем умершего. Через двое суток над Кампанией вновь сияло солнце и голубело небо, но Помпеи и Геркуланум уже перестали существовать. Поля счастливого края покрылись лавой и пеплом, строения превратились в руины. Мертвую тишину не нарушали ни человеческие голоса, ни лай собак, ни пение птиц. В живых остался только Везувий, над вершиной которого, как и в начале трагедии, курился тонкий столб дыма.
Вскоре после того, как вулкан затих, уцелевшие жители возвратились на место трагедии. Люди откапывали дома, пытаясь найти останки погибших родственников, наиболее ценные вещи, инструменты, необходимые для обустройства на новом месте. Более глубокое проникновение проводилось на форуме, где находились основные ценности. По распоряжению городских властей с главной площади выносили произведения искусства, фрагменты архитектурного декора, статуи богов, императоров, знаменитых граждан.
Со стороны римского правительства никаких реальных мер по оказанию помощи пострадавшим предпринято не было. Император Тит назначил сенаторскую комиссию, которая осмелилась пренебречь указом, позволявшим «использовать для возрождения Кампании имущество погибших, если у них не имелось наследников». Улицы и дома остались под пеплом, а уцелевшие жители нашли приют в других городах Италии. Прошли годы; израненная земля покрылась слоем почвы, в пустынной долине вновь зазеленели луга и зацвели сады. Спустя несколько веков погибшие города уже никто не вспоминал. Отголоском былого процветания края служило название местности – La citta, но слово «город» в обозначении безлюдного урочища воспринималось как насмешка.Данный текст является ознакомительным фрагментом.