Francis Bacon, ирландец
Тысяча девятьсот девятый, Дублин — 1992, Мадрид.
Человеческое тело — искажённое, вытянутое.
Излюбленная форма — триптих.
Говорят, что один из самых мрачных художников XX века.
Переломный период.
Отец — капитан Эдвард Мортимер Бэкон, из старинного обедневшего рода, занимался разведением лошадей.
Бэкон — гомосексуалист, Эрик Холл — его многолетний любовник.
С 1943-го по начало 1970-го дружил с Люсьеном Фрейдом.
Триптих «Три этюда к фигурам у подножия распятия» (страдание и крик, что отсылает к Мунку). До 1953 года хранился у Эрика Холла, затем в галерее «Тейт».
В 1950-м и 1952-м побывал в Южной Африке.
В 1956-м побывал в Танжере вместе с новым любовником Питером Лейси, где познакомился с Берроузом и Гинзбергом.
В 1957-м — картины по мотивам Ван Гога (вариации на работу Ван Гога «Художник по дороге в Тараскон»).
В 1962-м — персональная выставка в галерее «Тейт».
1963-й — Джордж Дайер стал его любовником. Дайер был алкоголиком и страдал депрессиями. Покончил с собой в 1971 году в Paris в отеле (Бэкон познакомился с Дайером, когда тот якобы грабил его дом).
Бэкон стал обращаться к автопортрету: «Люди вокруг меня мрут как мухи, и больше некого писать, кроме себя».
В 1974 году познакомился с Джорджем Эдвардсом, барменом в клубе в Сохо. Умер, будучи в Мадриде, от сердечного приступа. Вырезали почку. «Если пьёшь с 15 лет, то нужно радоваться, что осталась хотя бы одна почка».
Всё имущество (11 млн) завещал Джону Эдвардсу. Кремирован, прах развеян. (С Эдвардсом у него были платонические отношения.)
Учителями считал Микеланджело, Рембрандта, Тициана и Энгра.
Смотрел и пересматривал «Метрополис» Ланга, «Броненосец „Потёмкин“» Эйзенштейна и книгу о болезнях полости рта.
Триптих «Три наброска к портрету Люсьена Фрейда», 1969, был продан в 2013 году на аукционе «Кристис» за 142,4 млн долларов (женой владельца казино в Лас-Вегасе Элейн Уинн).
Бэкон: «Люди говорят, что смерть забывается, но это не так. В конце концов, моя жизнь очень несчастлива, потому что все люди, которых я действительно любил, умерли. Но я не перестаю думать о них, — время не лечит».
«Кричащий папа».
Я посетил выставку Фрэнсиса Бэкона в Метрополитен-музеум, в 1975-м или, может быть, в 1976 году это было. Это была ретроспективная выставка во множестве залов. И она меня потрясла. Я к тому времени обладал уже семилетним опытом личного общения с художниками русского авангарда с 1967-го по 1974-й и в Европе облазил все музеи Вены и Рима, так что был ветераном галерей. Да уже и в Нью-Йорке успел обойти все галереи, на какие мне указывали. В частности, меня направлял тогда близкий мне Бахчанян, художник с хорошим вкусом.
Но к Бэкону я не был готов. Его деформированные и изглоданные энергетическими монстрами фигуры, перекрученные, вывихнутые, порезанные, просверленные и оторванные, я от них оторопел. Ещё к выставке приложил свою умную руку опытный Метрополитен, триптихи были расположены под разными углами, и их восприятию способствовало освещение.
Насколько я помню, это было открытие, для журналистов и критиков только, возможно, нас пригласила продюсер NBC Люси Джарвис, я вдоволь постоял у работ, поизучал их, пытаясь понять. Посетители шушукаясь сообщили, что он мрачный и запойный, этот Бэкон.
Что алкоголик — было понятно, и было понятно, что гениальный, потому что захватывающий, но что мрачный, я не был согласен. Я ушёл с выставки, не считая его мрачным.
Он скручивал тела, он сопрягал их, он оттяпывал от них части, как бы невидимый динозавр отъел куски человеков и исчез во мраке без следа…
Эгон Шиле умер в 1918-м, Фрэнсис Бэкон родился в 1909-м, Эгон Шиле уже вытворял на этой дороге многое, Бэкон пошёл по этой дорожке дальше, докатился, доуродовал тела, выражая этими откушенными, выеденными частями перипетии приключений души. Ведь кто как хочет, так себя и уродует.
Разумно предположить, что Бэкон видел отсутствующие части своих современников, их скрученность и рваность.
Гомосексуалист, его любовники были ему и собутыльниками. Как Жан Жене, он предпочитал простых парней в любовники, утверждая, что познакомился с Джорджем Дайером, когда тот грабил его квартиру. Напиваясь с ними, закрывая то один, то другой глаз, закусывая английской колбасой и запивая английским пивом, бесстыдно вытягивая ноги или оттопыривая зад, играя своим и чужими членами, этот Фрэнсис что хотел, то и видел, а если видел лиловую тьму или оскаленные зубы, то так и видел.
Он рисовал по фотографиям и никогда с натуры. Легко понять, что фотографии ему были нужны, как буйки плывущему в море туристу, дальше не заплывай. На самом деле он писал с натуры свои видения, а фотографии его остерегали. Я несколько раз пробовал видеть окружающий мир искажённым, и у меня отлично получалось. Попробуйте и Вы. Иной раз с хохоту можно умереть, иной раз накатывают тоска и тошнота.
Жалеть его не надо, Фрэнсиса.
Где-то в возрасте 18 лет, в 1927-м отец его послал в Берлин со своим другом отставным военным. Так он вступил в половую связь с этим другом отца, с военным. Вспоминается Фридрих Великий, ещё не великий, но принц наследник престола, пытавшийся сбежать в 18 лет в Лондон с лейтенантом за столетие до этого. Они были пойманы. Отец Великого, Фридрих-Вильгельм I приказал казнить лейтенанта фон Катте. В 1927-м отец Бэкона капитан Эдвард Мортимер выгнал сына из дому чуть позже, когда застал его одевшимся в нижнее бельё матери.
Вы считаете, Фрэнсис Бэкон прожил свою жизнь страдая и хуже Вас? Да ничего подобного. Он прожил её лучше Вас. Он получал удовольствие с грабителями и простолюдинами, между тем будучи отпрыском старинного аристократического рода. Он валялся в заваленном хаосе мастерской с жаркими простыми полууголовниками в то время, как Вы лениво заползали на свою жену, он, задыхаясь от удовольствия порока, забирался на уголовников или позволял им забираться на него.
Потому его мир из ям, из оторванных кусков брюшины и туловища, из деформированных ног, а Ваш мир Вы видите цельным, как видят реальность все.
«Обгрызанные и скрученные» — вот как можно бы назвать верно и метко выставки работ Фрэнсиса Бэкона.
Отец его занимался в отставке разведением лошадей. В Ирландии. Когда твой отец разводит лошадей, ведь чего только не насмотришься.