XXVI Мединет-Абу. Большой храм

XXVI

Мединет-Абу. Большой храм

Главный храм Мединет-Абу был построен последним из великих фараонов и является последним примером чисто египетской архитектуры. Он принадлежит к той группе великолепных храмов Нового царства, первым из которых был храм Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. Следующий период большого строительства наступил на несколько веков позднее, при Птолемеях, когда всю страну пронизало чужеземное влияние.

Ограда (А) почти в шестьдесят футов высотой и соответствующей толщины должна была ограждать только этот храм, но в нее включена часть ограды храма XVIII династии. Это вполне соответствует обычным строительным хитростям прижимистого Рамсеса III, который неизменно пользовался работой или материалом своих предшественников, зачастую невзирая на его непригодность. Также здесь есть и внешняя стена (В) в тринадцать футов в высоту с амбразурами наверху, что в сочетании с павильоном производит впечатление крепостных укреплений. Во внешней стене проделан узкий вход со сторожевыми комнатами по обеим сторонам, и это также напоминает крепость.

Вход (С) в главной ограде представляет собой одно из самых замечательных сооружений в Египте. Он известен под именем павильона и совершенно не вписывается ни в один из архитектурных стилей какого-либо периода, позднего или раннего (илл. XXXIV, 2). Сооружение состоит из двух башен с бойницами, защищающими двор, он широк у входа и узок в дальнем конце, где его преграждают высокие ворота. На первом этаже башен – сторожевые комнаты, на верхних этажах находились жилые комнаты царя и его гарем. Изнутри и снаружи стены украшены скульптурными сценами, которые являют собой причудливую смесь военной и гаремной жизни. С внешней стороны стен Рамсес III изображен в роли грозного завоевателя, он расправляется со своими врагами в присутствии богов, как Самуил разрубил Агага пред Господом, приводит ряды пленников к различным богам, отдавая их в рабы при храмах этих богов. Во дворе стоят два черных гранитных изваяния богини-львицы Сехмет, самой свирепой и воинственной из богинь. На стенах с обеих сторон над головами царских врагов сделаны каменные опоры. Вероятно, когда-то на них стояли статуи фараона, который таким образом как бы попирал ногами своих недругов. Эти воинственные сцены победы и смерти составляют яркий контраст со скульптурами во внутренних помещениях башен. Там изображены прекрасные женщины, жены и наложницы правителя, который больше любого другого фараона славился своей распущенностью. Он показан в виде «царя гарема», любопытно в этой связи вспомнить, что он, по всей видимости, погиб в результате гаремного заговора. Одна из цариц замыслила убить его и посадить на трон своего сына. Заговорщики сначала пытались достигнуть своей цели с помощью колдовства над восковыми фигурками. Это ни к чему не привело, тогда они прибегли к более обыденным средствам: Рамсесу нанесли несколько смертельных ран, от которых он и скончался. Заговорщиков судили, за их преступление полагалась смертная казнь, тем, кого признали виновными, позволили совершить самоубийство в присутствии судей сразу же по вынесении приговора; судьба виновной царицы неизвестна.

На священную территорию попадают через ворота (С), расположенные на оси большого храма, правда, на некотором расстоянии от него. В плане храм похож на Рамессеум. За первым, входным, пилоном открывается внешний двор (Е), отделенный от внутреннего двора (Н) стеной с пилоном в центре. Внутренний двор находится на более высоком уровне, с внешнего двора к нему можно подняться по пандусу. На дальнем конце внутреннего двора терраса, через которую сначала попадают в большой гипостильный зал, затем в два малых зала с колоннами и, наконец, в святая святых. Малые камеры пристроены с обеих сторон трех залов, а также по бокам и позади святая святых.

Первый пилон украшен сценами, в которых фараон убивает пленников перед Амоном и Хорахте; кроме того, здесь находится длинная надпись, рассказывающая о втором походе против Западного союза, напавшего на Египет крупными силами, но потерпевшего поражение. Большая часть надписи несомненно представляет собой поэму, восславляющую фараона. Он и «великое пламя Сехмет», и «сердце его величества гневается как Ваал в небе, его сила велика, как у отца его Амона. Он как расхищающий лев, приводящий в ужас козлов, как Сутех, когда он в ярости. Монту и Сутех с ним в каждой схватке, Анат и Астарта – его щит».

Пройдя через ворота пилона, можно попасть в первый двор (Е) (илл. XXXVI, 2). С обеих сторон его обрамляет колоннада; на севере это осирические статуи царя, теперь сильно поврежденные, на юге колонны имеют цилиндрические стержни и папирусовидные капители; нельзя сказать, чтобы эта асимметрия резала глаз. На юге в стене расположены три двери – входы в примыкающий к храму королевский дворец (G). Самой замечательной особенностью этой стены является балкон, с которого царь мог наблюдать за процессией и другими религиозными ритуалами, совершавшимися во дворе. По обеим сторонам от балкона консоли, опирающиеся на головы врагов, сцены под балконом изображают радостный прием, который оказывали божественному фараону, когда тот являлся в храм. Другие стены двора сверху донизу покрыты рельефами и надписями, повествующими о сирийской войне, которую Египет вел отчасти на палестинском побережье с союзными армиями ливийцев и народов «земли Амор», предположительно аморитов. Безусловно, кампания увенчалась успехом, иначе о ней не стали бы писать. Враги потерпели такое сокрушительное поражение, что им пришлось молить фараона, чтобы тот позволил им дышать: «Жалкий вождь Амора и жалкий побежденный вождь Ливии говорят: «Дыхания! О великий правитель, сильнорукий, великий в своей мощи! Дай нам дыхания, чтобы мы преклонили колени перед твоим двойным венцом со змеей, чтобы мы рассказали о твоей силе сыновьям наших сыновей». Некоторые сцены изображают фараона-победителя в присутствии Амона, «царь сам принес дань Амону от великих правителей каждой страны, серебро, золото, ляпис-лазурь, бирюзу, все драгоценные камни без счета, из военной добычи, которую взял его величество, из того, чем завладел его доблестный меч».

К гранитным вратам второго пилона ведет пандус (F). Поверхность пилона испещрена надписями, главным образом повествующими о походе на союз «народов моря». Художники Рамсеса III обладали поразительным даром к изображению различных антропологических типов как среди наемников фараона, так и среди взятых в плен вражеских воинов. Прекрасными примерами этого дара являются бородатый аморит, чисто выбритый филистимлянин в пернатом головном уборе, шардана в рогатом шлеме. Видимо, союз «народов моря» был одним из тех великих движений, которые в случае своего успеха могли ниспровергнуть старую цивилизацию и принести новые идеи и порядок борющимся народам. Эти люди, наводнившие Восточное Средиземноморье, отважились посягнуть на Египет, богатейшую страну, обязанную своим богатством плодородным землям и добыче, накопленной за несколько веков войн и грабежа. Египетские сокровища оказались непреодолимым искушением, и союз, собрав все силы для нападения, натолкнулся на военного гения и вдохновенного вождя. Каковы бы ни были человеческие пороки Рамсеса III, нет сомнений в том, что как полководец он не имел себе равных. Союзные силы он встретил на сухопутных и морских границах Египта, и, хотя лично он возглавлял сухопутные силы, тактика боев на море тоже его заслуга. Вражеский флот заманили в гавань, где те попали в сделанную египтянами засаду, в то время как на суше «железной стеной» стояли армии. В результате союз потерпел полное поражение, и Египет избежал ужасов иноземного вторжения. Однако возможно, Египет выиграл бы в конечном счете, если бы завоеватели привнесли в него новую кровь и новые веяния. Так уж получилось, что это великое напряжение истощило все силы и военную доблесть Египта. С этих пор правители и народ медленно вырождались, страну захлестнуло варварство, от которого он так до конца и не освободился, став добычей эфиопов, ассирийцев, греков и персов, прежде чем два первых царя династии Птолемеев снова не вывели его на уровень, сравнимый с прежней славой.

Второй двор (Н) почти копирует второй двор Рамессеума. Рамсес III, видимо, равнялся на Рамсеса II как в строительстве своего храма, так и в летописи своих военных кампаний. Но в то время как поэма Пентаура о битве Рамсеса II богата истинно поэтическими образами, легка и изящна в выражении, рассказ Рамсеса III о его гораздо более значительных походах часто слишком перегружен метафорами и подчас становится излишне высокопарным. «Он подобен льву, громко рычащему на вершинах холмов, нагоняя ужас издалека. Он грифон, быстрый при каждом шаге. Этот светлый бог подобен Монту, великому силой, чье сердце радуется при виде битвы; он крепок справа, быстр слева, он поражает сотни тысяч, конец приходит их жизням и душам, и сильнорукий сын Амона стоит за ними, как юный лев».

Крытые колоннады окружают второй двор со всех четырех сторон. Справа и слева, то есть с севера и юга, колонны позднего типа с капителями в виде бутонов лотоса, на востоке колонны с осирическими статуями царя. На западе терраса, на которую поднимаются по пандусу, с двойной колоннадой: впереди осирические колонны, сзади колонны с лотосовидными капителями.

На стенах за колоннадами Рамсес поместил летопись первой Ливийской войны, которая произошла на пятом году его царствования. Он совершил три великих похода. В пятый год царствования он впервые сразился с ливийцами. На восьмой год Египту угрожал союз «народов моря», и фараон разгромил его. А на одиннадцатый год он снова воевал с ливийцами. События в текстах на стенах храма изложены в основном следуя хронологии. Самая ранняя часть на западе, более поздние события ближе к выходу. Рамсес утверждал, что в первой ливийской войне враг потерял тысячу человек пленными и двенадцать тысяч пятьсот тридцать пять убитыми. Точное количество убитых было всегда известно, так как у египтян был обычай отрезать правую руку мертвого врага и по окончании битвы пересчитывать руки.

Кроме военных летописей здесь присутствуют изображения религиозных обрядов, и некоторые из них явно скопированы из Рамессеума, ибо процессия бога Мина с его священным белым быком встречается только в этих двух храмах, и больше нигде. Но полное описание обряда вспашки и жатвы есть только здесь; фараон, облаченный царскими регалиями, пашет на четырех волах, пожинает созревшее зерно и подносит сноп богу Нила, за которым стоит символ разлива, означающий также изобилие. Все это, несомненно, является изображением ритуала плодородия, напоминающего церемонии Осириса в Абидосе и, разумеется, очень древнего.

Многие иероглифы во втором дворе поражают как размером, так и глубиной рисунка. Часто в углублениях хорошо сохранился цвет. Вот что говорит мисс Эдварде о красоте некоторых изображений: «Пораженная необычайной красотой голубых оттенков и своеобразной видимостью блеска, которую они приобретали при определенном освещении, я внимательно осмотрела их и нашла, что эффект достигается за счет очень тонкого перехода оттенков цвета, которые на первый взгляд производят впечатление однородности. Некоторые листья тростника, к примеру, сверху окрашены чистым кобальтом, при этом внизу основной цвет незаметно для глаза приобретает почти изумрудно-зеленый оттенок». Дальше она добавляет: «Великолепный синий цвет потолка над колоннадой большого открытого двора также замечателен своей яркостью и чистотой тона. Тем же, кто интересуется орнаментом, капитель и абака второй колонны справа от входа со двора предлагают интересный пример многоцветной орнаментики на золотистом фоне».

На скульптурах под крышами колоннад цвет также сохранился. Здесь замечательно богатство деталировки. На поле битвы лежат мертвые, а земля под ними усыпана множеством полевых цветов, которые переданы не рельефом, а красками. Детали лошадиных сбруй и воинских доспехов тоже нарисованы красками, и оттого сцены выглядят гораздо более живыми и естественными, чем те, на которых краски утрачены. Если более древние храмы украшались с таким же изяществом и тщанием, то возможно представить, чего мы лишились из-за того, что краски выцвели.

За вторым двором храм почти сравнивается с уровнем земли (илл. XXXV, 1). Фундамент стен и цоколей колонн показывает, что в гипостильном зале (I) было двадцать четыре колонны и, вероятно, высокий неф с окнами наверху, как в Рамессеуме. Два вестибюля, как и святая святых, имели колонны. Одна из комнат, на юге от святая святых, до сих пор сохранила крышу, украшенную изображениями созвездий – возможно, здесь изображен гороскоп.

На южной стороне гипостильного зала есть выходы в семь комнат, где хранились сокровища храма. Надписи и сцены показывают огромные богатства жрецов, которыми одаривал их победоносный и благочестивый фараон: «Говорит Рамсес своему отцу Амону-Ра, царю богов: «Возьми золото и серебро, как прибрежный песок, я достаю их тебе мерой. Приношу тебе ляпис-лазурь, бирюзу, и все драгоценные камни в сундуках, и чистое золото». Другая надпись говорит: «Приношу тебе серебро, золото, медь, царский лен, благовония Пунта; наполняю твою сокровищницу всеми драгоценными камнями, которые озарят твою красоту во веки веков».

Снаружи храм покрыт рельефами и надписями. На первом пилоне, в той его части, которая выходит за храмовую стену, изображен царь в колеснице во время охоты на диких ослов, горных коз и диких быков. На южной стене значится список праздников, ежегодно отмечаемых в храме. Сохранилась запись только о пяти месяцах, и она сообщает, что в среднем один праздник приходился на каждые три дня. Главным праздником была годовщина коронации; первоначально она не считалась большим событием, но позднее Рамсес добился того, что празднества продолжались в течение двадцати дней.

На западной стене изображены подробности суданской кампании с длинными рядами плененных негров, а эпизоды первой ливийской войны продолжаются до северной стены, где оканчиваются сценой, в которой фараон наблюдает за подсчетом рук, отрубленных у мертвых тел его врагов. Так как суданская кампания занимает лишь часть стены, остальное место заполнено эпизодами из сирийской войны, включая знаменитую битву на море. Все передано с подробностями и большим одухотворением; египетские корабли можно отличить от вражеских по изображению на носу головы льва. Дальше на стене и пилонах идут сцены из сирийского и ливийского походов.

В христианские времена второй двор использовался как церковь (илл. XXXVI, 1). Двор слишком велик, чтобы иметь крышу, поэтому на нем поставили небольшие колонны и накрыли кровлей более узкое пространство. В восточном конце установили алтарь, при этом сбив или замазав штукатуркой фигуры и надписи старой религии. Маленькие помещения на западе стали комнатами ризничих и домами священников, именно в одном из них Уилкинсон нашел «один из больших позолоченных крестов, которые украшали священническое облачение». Все эти христианские постройки недавно были снесены, и сейчас двор находится в том же состоянии, в каком его получили христиане. Ранние христиане в значительной степени виновны в уничтожении древних надписей и произведений искусства, но ими, по крайней мере, двигало религиозное рвение. Но что сказать о современных христианах, которые, обязавшись хранить следы прошлого, бездумно истребляют остатки того, что их не интересовало? Современные псевдоархеологи «отчистили» немало древних храмов от так называемых помех, уничтожив их так, что они безвозвратно исчезли в Море Времени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.