«Меня всегда вдохновляли женщины»

«Меня всегда вдохновляли женщины»

Альмодовар больше не одевается как павлин. Передо мной — грустный, грузный человек в черной майке и с седой шевелюрой. Преображается он только на сцене, а в жизни в нем трудно узнать вчерашнего короля эпатажа.

— Вас называют средиземноморским Фассбиндером…

— С ним меня сравнили итальянские критики, открывшие мои фильмы в 83 году, когда Фассбиндер только что умер. Это сравнение преследует меня всю жизнь. В моих фильмах больше юмора, мы все же принадлежим разным культурам. Но все равно у нас много общего: я тоже люблю кокаин, даже больше, чем Фассбиндер, хотя не столь необуздан в сексе.

— Почему большинство ваших фильмов посвящено женщинам?

— Почему — сам не знаю. Мне прекрасно известно, что женщины не так уж отличаются от мужчин, что у тех и других те же самые проблемы и они страдают точно так же. Однако в силу того, что женщины веками пребывали в тени, они способны ярче проявлять свои эмоции, сильнее удивлять.

— Едва ли не каждый ваш фильм можно также назвать фильмом о семье, хотя и своеобразной…

— Меня всегда вдохновляли фильмы о семьях, поэтому я люблю Копполу — и «Крестного отца», и «Бойцовую рыбку». Меня привлекает это кино о матерях, бросивших своих детей, о чувствах, которые испытывают друг к другу матери и дочери, братья и сестры.

— Матери занимают особенно почетное место…

— Да. «Все о моей матери» — мой самый успешный фильм. Мама лишь немного не дожила до моего «Оскара». Такова участь женщин: они всю жизнь вынуждены ждать, чтобы в итоге так и не дождаться.

— Вы говорите, что все ваши фильмы автобиографичны…

— «Возвращение» даже более автобиографично, чем другие, потому что его действие происходит в Ла Манче. Я вспоминаю детство, вспоминаю женщин-соседок, говоривших на своем неповторимом диалекте. Такой была моя мать донья Франсиска — не просто испанка, а женщина Ла Манчи. Таковы же и мои сестры: я им очень благодарен, ибо если бы не они, я бы уже вряд ли сумел вспомнить все подробности нашего детства и написать сценарий «Возвращения». Только немногие из моих фильмов посвящены мужчинам. Остальные вдохновлены женщинами, в центре их — женская вселенная.

— Вы всегда подчеркиваете, что вас вдохновляет также мир актерства…

— Женщины артистичны от природы. Еще в детстве меня поражала способность женщин притворяться и лгать, и я не видел в этом ничего дурного. Дело происходило в мачистской Испании времен Франко, мужчины величественно восседали в креслах, а женщины решали реальные проблемы, причем ложь и притворство помогали им избегать многих неприятностей и даже трагедий. Не потому ли Лорка ценил Испанию как страну великих актрис? Первый спектакль, который я увидел в жизни, — это группа женщин, сидящих вечером на патио и болтающих о своем, девичьем.

— Но среди ваших персонажей есть и профессиональные актрисы…

— Я люблю фильмы, которые отражают мир кино. Их герои — не обязательно актеры, но режиссеры, продюсеры, стилисты, гримеры, статисты, имитаторы звезд. Эти картины пропитаны алкоголем, табачным дымом, отчаяньем, безумием, желанием, беспомощностью, одиночеством, витальностью и милосердием. Даже если в фильме нет героев, впрямую связанных с кино, я стилизую их под известные кинематографические типы.

— Пенелопу Крус в «Возвращении» вы стилизовали под Анну Маньяни и Софию Лорен. Но то были дамы с формами. Правда, что пришлось применить ухищрения, чтобы сделать героиню немного более пышной?

— Единственное место, которое пришлось слегка «нарастить» Пенелопе, — это попа. Дело не только в том, что женщины той эпохи были полнее. Массивный низ подчеркивает близость этих героинь к земле, придает им весомость, чувство гравитации. Это сильные женщины, обеими ногами крепко стоящие на земле, способные любить, рожать и бороться. Причем до самого конца отпущенной им жизни. В Ла Манче мужчины умирают рано, их вдовы, конечно, тоскуют по покойным мужьям, но, с другой стороны, для них это шанс другой, более свободной жизни, возможность снова ощутить себя женщинами.

— Пенелопа Крус работает в Голливуде. Вас много раз приглашали туда работать, и вы каждый раз отказывались. Почему?

— Для режиссера очень опасно отрываться от почвы, делать кино на чужом языке. Актеру проще: приехал — снялся — и уехал. Режиссер же должен питаться из своего родимого источника.

— У вас есть и другого типа фильмы — «Закон желания» или «Дурное воспитание». Вы критикуете в них общественную и религиозную систему, расширяете сферу личной свободы, в том числе сексуальной…

— Я довольно рано потерял веру — это как раз-таки произошло в католической школе. Конечно, я всегда выступал против лицемерия и двойной морали. Но не думаю, что мои фильмы направлены против религии как таковой или даже против церкви.

— Однако самый отрицательный персонаж в «Дурном воспитании» — это священник, соблазняющий мальчика…

— Или вы ничего не поняли, или я плохо рассказал эту историю. Если бы из всех персонажей картины мне пришлось выбрать одного, с которым я бы проще всего мог отождествиться, это был бы влюбленный священник. Да, он достоин осуждения, но я изображаю его скорее с жалостью и симпатией: он стал жертвой запретной любви и, заметьте, жестоко расплатился за это.

— Все-таки в этом чувствуется чисто испанская полемика с церковной моралью, которую начал еще Луис Бунюэль…

— Ну, и в других странах антиклерикальных фильмов тоже хватало. А у испанцев просто обманчивый имидж. Не такие уж они набожные. Да, по воскресеньям ходят в церковь, но отношение к религии у многих совершенно языческое.

— Запретная любовь — одна из главных тем ваших фильмов? Может быть, даже всего вашего творчества?

— Да, а другая, связанная с ней, — это риск: все персонажи моих фильмов существует в зоне риска, нарушают табу и правила.

— Еще одна ключевая тема — это кино…

— Кино действительно очень важно. Оно стало моей религией, своей чувственностью напоминая католическую литургию. Кино — волшебное зеркало, оно отражает будущее героев и раскрывает их прошлое. Один из героев картины — кинорежиссер. В детстве для него и для его лучшего друга настоящим храмом стал кинотеатр. Я тоже ходил в католическую школу, я тоже, как Эрнесто, стал кинорежиссером в начале 80-х годов. Отличие только в том, что я не сплю со своими актерами.

— В картине появляется кадр из старой мелодрамы с Сарой Монтьел…

— Эта дива мюзик-холла, испанская Марлен Дитрих, снималась и в Голливуде, но все же за пределами Испании не слишком известна.

— Но как раз в России в советские времена она была очень популярна благодаря фильму «Королева Шантеклера». Почему вы не пригласили ее саму сниматься, а заменили трансвеститом-пародистом?

— Сара уже слишком стара, говорит, что ей 75, но подозреваю, что она еще старше. Она рассказывала мне о своей известности в России. Значит, не врала.

— Как бы вы прокомментировали самый сложный характер в фильме — Хуана в исполнении Гаэля Гарсиа Берналя?

— Это злодей и завистник в прекрасном обличье. Он спит хоть с женщинами, хоть с мужчинами ради карьеры, он по-черному завидует брату — наркоману и транссексуалу — и в конце концов убивает его, чтобы пользоваться его именем.

— Значит, это редкий для вас образец отрицательного героя?

— Даже он — характер не однозначно черный. Зло существует в каждом человеке, но в некоторых оно разрастается, как раковая опухоль. И пожирает его целиком.

— Да, черный — не ваш цвет. Почему, кстати, в ваших картинах так много красного цвета?

— Я просто-напросто не могу обойтись без него: он такой яркий и интенсивный. В Испании красный цвет означает все самое главное: огонь, кровь, любовь, страсть, смерть.

— Вернемся к «Возвращению». Впервые после долгого перерыва у вас снялась Кармен Маура, муза и звезда ваших ранних фильмов. Она сказала в интервью, что встретилась с другим Альмодоваром — гораздо более серьезным в своем отношении к жизни. Вы с ней согласны?

— Кармен — потрясающая актриса, полная одновременно юмора и трагизма. Мы разошлись с ней по личным причинам (хотя, как вы понимаете, никогда не были парой) и даже три года не разговаривали. Потом опять стали друзьями. Когда мы работали с Кармен Маурой в 80-е годы, у меня была совершенно другая жизнь. Я проводил ночи на улицах Мадрида и был продуктом той новой Испании, которая возникла с падением режима Франко. Я наслаждался свободой. Теперь меня волнует совсем другое, чем 25 лет назад. Время летит, я прожил уже больше половины жизни, что будет еще через 25 лет? Хватит ли у меня времени сделать то, что я хочу?

— А что вы хотите, о чем мечтаете на ближайшие 25 лет?

— Во-первых, я хочу прожить больше чем 25 лет. Хочу делать кино так же независимо, не испытывая внешнего давления, как делал до этого. Хочу сохранить вдохновение, воображение. А также юмор: ведь некоторые говорят, что в моих последних пяти-шести фильмах, которые имели наибольший успех в мире, меньше юмора, чем в моих ранних картинах. Хочу попробовать вернуться к комедии. Хочу не быть одиноким и быть как можно дольше здоровым. Хочу забыть о том, что всему приходит конец. Я не принимаю смерть — и мое «Возвращение» именно об этом. Вот еще почему действие этого фильма разыгрывается в Ла Манче: для здешних людей, ухаживающих на кладбищах за покойными, как живыми, верящих в призраки, смерть — нечто естественное, повседневное, по сути она — часть жизни.