Глава XII ПЕРЕЛОМНЫЙ 1925 ГОД

Глава XII ПЕРЕЛОМНЫЙ 1925 ГОД

Париж, октябрь 1925 года. Улица ля Боэти. Мастерская Пикассо, где царит обычный хаос…

На большом мольберте — полотно внушительных размеров (2,15 на 1,42 метра). Такой формат избран художником, чтобы подчеркнуть важность, какую представляет для него эта работа — Танец. На картине изображены три силуэта у окна на фоне голубого неба. Цвета яркие, кричащие. Центральная фигура с поднятыми руками как бы изображает шутовское распятие и одновременно позу классического танца. Справа — профиль мужчины, взволнованного и мрачного, чьи пальцы похожи на крупные черные гвозди. Танцовщица слева не менее чудовищна — с огромным красным ртом, с хищными зубами. Как далеко это от элегантности неоклассических рисунков и деликатной нежности портретов маленького Пауло! Пикассо снова рисует на фоне окна, но вовсе не для того, чтобы, как раньше в Сен-Рафаэле, открылся вид на небо, мир, полный грез и мечтаний. Массивная черная ручка снаружи символизирует угрозу закрыть этот мир на кошмарный засов. И если можно говорить здесь о танце, то это, кажется, пляска смерти увлекает персонажей.

Смерть? Действительно, как Пикассо позже признается Роланду Пенроузу, ушел из жизни Рамон Пичот, которого он любил, несмотря на ссору из-за Фернанды. Он узнал об этом во время работы над картиной, что и побудило художника прибавить справа фигуру умершего друга. А волнующее создание слева могло бы олицетворять Жермен Пичот, женщину-разрушительницу, которая явилась причиной самоубийства бедного Касаджемаса.

Как бы то ни было, Танец — столь же значителен в творчестве Пикассо, как и Авиньонские девицы, так как символизирует поворотный момент в его искусстве. Это несомненное прощание с неоклассицизмом, который сохранится только в рисунках и гравюрах. Кроме того, художник уже не довольствуется, как в кубизме, разложением, разрушением и реконструкцией человеческих форм. Он модифицирует и искажает их настолько, что вовсе не учитывает реальность, создавая новые неведомые анатомические фигуры, которые могут привидеться только в кошмарном сне. Начинается новая эра в творчестве Пикассо, где существенная роль отведена монстрам.

Между прочим, вскоре после Танца Пабло пишет необычную картину Поцелуй, где сливаются в диком объятии два монстра: их рты, глаза, половые органы неизменно появляются в совершенно неожиданных местах. Но поражает не только это сексуальное неистовство, но и жестокость, которой буквально дышит картина: всюду разбросаны гвозди, щипцы, всюду колющие рельефы, в общем, все, что ранит, причиняет боль, разрывает на части. Перед нами любовь двух свирепых, хищных крабов, а яркий красный цвет, доминирующий над другими оттенками, только еще больше усиливает жестокость этой поразительной картины.

Очевидно, что Пикассо побудило написать подобные картины его психическое состояние в это время. Пабло крайне раздражает Ольга. По-видимому, не самой лучшей идеей было организовать ей встречу с Дягилевым и его труппой. Это только еще больше увеличило разочарование молодой женщины. Более того, Ольга очень тяжело переживала увлечение Пабло Сарой. Впрочем, это касалось не только Сары… Большинство женщин их окружения вызывали у Ольги болезненную ревность, особенно Фернанда Оливье, она считала, что Пикассо написал слишком много ее портретов. Ольга дошла до того, что стала уничтожать письма Аполлинера и Макса Жакоба, в которых они неосторожно упоминали о Фернанде. Однажды у себя на квартире Гертруда Стайн зачитала Пикассо отрывки из своих воспоминаний о Бато-Лавуар, где тоже фигурировала Фернанда, Ольга выскочила из гостиной без всяких объяснений, оставив ошеломленных Пабло и Гертруду…

Новая манера письма Пикассо, резкий разрыв с предшествующим стилем, это неистовство, которым преисполнены его работы, отражают, по всей видимости, бунт, революционный взрыв, который назревал в нем давно. Все, что терзало его, нашло выход в этой новой фантасмагорической манере. И все же было бы наивным искать в этой живописи буквальное воплощение личных проблем художника: он располагает очень сложной системой соответствий, которая позволяет ему пластически передавать свои чувства, навязчивые идеи, желания, так же как и свое отвращение, неприязнь; причем весь этот механизм действует в нем совершенно инстинктивно, как отдушина.

Хотя сюрреалисты не оказали прямого влияния на Пикассо, тем не менее созданная ими атмосфера способствовала рождению этой полной свободы экспрессии, которой и пользовался художник. Это привело к артистической дерзости, которой, возможно, он не позволил бы себе ранее. А утверждение Бретона, что красота «должна быть конвульсивной или ее вовсе не будет», как раз совпадает с тем кризисом, который назрел в браке Пикассо.

Агрессивный юмор Пабло находит к тому же и другие средства выражения, кроме живописи. Весной 1926 года он снова возвращается к созданию «ассамбляжей», которыми увлекался ранее. Он делает серию небольших гитар, используя разный хлам и массу других причудливых, ненужных вещей, скопившихся в мастерской: старую половую тряпку, кусок грубого холста. Он прорезает отверстие в центре, а затем пришивает тряпку на квадратный холст, вдоль приклеенной полосы из газеты, протягивает две бечевки в качестве струн гитары, затем втыкает с обратной стороны холста пятнадцать стальных гвоздей, острие которых торчит над холстом на высоте примерно четырех-пяти сантиметров. Так как гитара зачастую рассматривается в Испании из-за своей формы как женская фигура, то нетрудно догадаться о символическом значении произведения. Пикассо заявлял позже, что у него было желание окружить ее еще лезвиями бритв. Каждое прикосновение к этой конструкции приводило бы к порезу пальцев…

В любом случае, если большинство его новых артистических ориентаций объясняется Ольгой, ее лицо ни разу не стало жертвой нововведений, но окончательно исчезло из работ художника.

Лето 1926 года семья Пикассо снова проводит в Жуан-ле-Пене, но на этот раз они не встретятся с Мерфи, которые в этом сезоне предпочли путешествовать по Испании. Может быть, они просто хотели избежать не совсем приятных ситуаций? А Пабло на этот раз снимает в Жуане роскошную виллу, нанимает кухарку и гувернантку-англичанку, которая должна обучать маленького Пауло хорошим манерам.

За последние три года Жуан сильно изменился. Король американских железных дорог Френк Джей Гулд полюбил эту небольшую рыбацкую деревушку и вложил в ее развитие солидные деньги. Он построил казино и несколько комфортабельных отелей, среди которых «Ле Провансаль» на 250 номеров и «Бель Рив», окна и террасы которого выходили на море. Постоянными клиентами здесь стали Скотт Фицджеральд и его жена. В этот период «безумных лет» деньги стекались сюда рекой, казино и ночные бары были переполнены клиентами.

Но Пабло не разделяет всеобщего веселья. Он рисует, немного пишет, купается в море. Однако взаимоотношения с Ольгой к лучшему не изменились. За несколько месяцев до этого он нарисовал птицу, заключенную в клетку, которая кричит и стремится вырваться из заточения: птица — это он сам, так он передает всю сложность ситуации, в которой оказался. Но в то же время он уступает просьбам жены и принимает многочисленные приглашения на приемы в роскошные особняки Капа и на бал-маскарад, даваемый Этьеном де Бомоном в его вилле рядом с Каннами. Вилла сверкала иллюминацией до самого рассвета, пока нежный розовый свет не озарил вершины Эстерель.

В 1926 году Пикассо познакомился с греком, Кристианом Зервосом, двадцати семи лет. Зервос прибыл во Францию перед войной, защитил в Сорбонне диссертацию по философии Плотина, а затем стал секретарем Анатоля Франса. Он основал первый послевоенный журнал «Тетради по искусству», посвященный современному искусству: к сожалению, издание продавалось так плохо, что Зервос уже подумывал о том, чтобы отказаться от него. К несчастью, он был сбит машиной, получил серьезные травмы и теперь ожидал крупной компенсации, что позволит ему продолжать издание журнала. Он преклоняется перед талантом Пикассо и решил подготовить систематический каталог его произведений, первый том которого появится в 1932 году. Он будет продолжать работу над ним до самой смерти (1970 год). Зервос опубликует тридцать три тома, каждый из которых предварялся обстоятельным предисловием. Каталог содержал ссылки более чем на пятнадцать тысяч произведений художника. И даже эта цифра, по-видимому, представляет всего лишь половину того, что было создано самым плодовитым художником XX века.

Январь 1927 года, необычайно холодный для Парижа. На бульваре Осман, перед огромным магазином «Галери Лафайет», у входа в метро Шоссе-д’Антен, Пикассо неожиданно сталкивается с двумя девушками, выходящими из магазина. Его поражает красота той, которая моложе. Высокая, стройная, намного выше его, с точеной фигурой, блондинка, спортивного вида. Он покорен блеском ее серо-голубых глаз и непосредственным смехом. И хотя он не относится к числу тех, кто «волочится» за женщинами, на этот раз Пабло чувствует непреодолимое влечение и идет следом за ней, прикрывая лицо газетой. Он следует за ней по бульвару Осман, затем поворачивает на улицу Авр, ведущую к вокзалу Сен-Лазар. Наконец девушки расстаются. Сердце его учащенно бьется — пора. Пабло подходит к незнакомке. Взяв ее за руку, он говорит не останавливаясь: «Мадемуазель, меня очень заинтересовало ваше лицо. Я хотел бы написать ваш портрет. Я — Пикассо». Очевидно, это имя незнакомо девушке, которая насторожилась, пытаясь понять, чего на самом деле хочет этот «пожилой» мужчина (ему сорок шесть лет!). «Послушайте, — продолжает он, — я буду ждать вас на этом месте каждый день в шесть часов вечера. Я обязательно должен увидеть вас снова!»

Та, в которую влюбился с первого взгляда Пикассо, — Мария-Тереза Вальтер, а спутница — ее старшая сестра. Обе живут с мамой в Мезон-Альфорте, в юго-восточном пригороде Парижа. Марии-Терезе (родилась 13 июля 1909 года) всего семнадцать с половиной лет. Через какое-то время она все-таки решается встретиться с Пикассо. Его странный акцент и обаяние не оставили девушку равнодушной. До вокзала Сен-Лазар ее сопровождала сестра, а затем незаметно удалилась.

«Вместе мы сможем сделать многое, — пообещал он ей и добавил, не без сожаления: — Я женат…»

Ее улыбка свидетельствовала о том, что это особенно ее не смущает… Но Пабло понимал, насколько непроста ситуация. Во-первых, Мария-Тереза еще несовершеннолетняя, а законы Франции были тогда строгими. И ему, как иностранцу, может грозить высылка из страны, чего он опасался всю жизнь. Во-вторых, Ольга с ее патологической ревностью.

Неважно! Мария-Тереза слишком хороша. Он неоднократно приезжает в Мезон-Альфорт, ходит с ней в кино, в Луна-парк… Романтически настроенная мать закрывает на это глаза: у нее самой был любовником художник, и то, что происходит с дочерью, возрождает в ней столько приятных воспоминаний. И, кроме того, она осознает, что Пикассо — не кто-нибудь… Только 13 июля 1927 года Мария-Тереза, наконец, уступает страсти Пабло, который к этому времени сделал много ее портретов. Сохранилось письмо художника, которое отмечает это событие: «Сегодня, 13 июля 1944 года, уже 17 лет, как ты стала моей, и 34 года, как ты появилась на свет; встретив тебя, я вернулся к жизни. Ты всегда была лучшей из женщин. Я люблю тебя и обнимаю от всего сердца».

Мария-Тереза — полная противоположность Ольге: ее привлекают в Пабло не его слава, известность и не перспектива оказаться в высшем обществе Парижа. Равнодушная к таланту Пикассо, она любит его. Впрочем, ее не интересует живопись вообще, и в частности работы Пикассо, которые, по ее словам, «не захватывают» ее, впрочем, так же как и работы других художников. Кстати, когда он написал ее портрет, она заявила: «Это не я».

Но для Пабло она всегда была рядом, никогда ни на что не жаловалась — какой контраст с Ольгой, ее ироничными замечаниями сквозь зубы и потоком упреков! Конечно, Мария-Тереза не эстетка, ее интересовал в основном спорт. Позже, когда она поселится на бульваре Генриха IV, то превратит гостиную в спортивный зал с гимнастическими снарядами.

Она — образец любовницы, о которой можно только мечтать, она не пытается занять место Ольги. Марию-Терезу устраивает их тайная связь с Пабло. Зачем все усложнять? К чему драмы? Такое отношение Марии-Терезы к их роману вполне устраивает Пабло. Он, который всегда с ужасом думает о необходимости принимать решения, не мог и надеяться на лучшее…

Естественно, ему необходимо предпринимать меры предосторожности, чтобы Ольга ничего не заподозрила. Он не рассказал о Марии-Терезе даже друзьям: малейшая оплошность может привести к катастрофе! Таким образом, Пикассо ведет двойную жизнь, что, впрочем, доставляет ему огромное удовольствие. Подобная ситуация еще более разжигает его страсть.

Летом 1927 года, когда Мария-Тереза стала его любовницей, он был вынужден покинуть ее и отправиться на отдых с Ольгой и Пауло в Канны. Фотография того времени, сделанная на террасе отеля «Мажестик», запечатлела их в плетеных креслах с выражением плохо скрываемой скуки…

Как только Пабло возвращается в Париж, любовники берут реванш. «Я жила с мамой, — рассказывала позже Мария-Тереза, — и была вынуждена ее обманывать все больше и больше. Я говорила, что проведу вечер у подруги, а отправлялась к Пикассо».

Настрадавшись от разлуки летом 1927 года, они пообещали друг другу больше не обрекать себя на подобные страдания. В следующем году Марию-Терезу отправили в летний лагерь в Динар. Пабло с трудом убедил Ольгу в том, что, учитывая состояние здоровья Пауло, будет гораздо полезнее отправиться в Динар, чем на знойный Лазурный Берег.

В результате летом 1928 и 1929 годов Пабло, расположившись на пляже Эклюза с Ольгой и Пауло, мог с удовольствием наблюдать за своей юной возлюбленной, играющей с друзьями в мяч. Он тайно арендовал на сезон, помимо пляжной кабины для семьи, еще одну кабину, ключ от которой отдал Марии-Терезе. Позже она однажды поделилась с журналистом журнала «Life»: «Мы шутили и смеялись… столько радости доставляла нам наша тайна, и наслаждались нашей любовью. Знаете ли вы, что такое быть по-настоящему влюбленным. Больше ничего не нужно».

13 июля 1930 года… Мария-Тереза достигла совершеннолетия, что очень важно для Пабло: его теперь не могут преследовать за совращение малолетней. И больше он не теряет времени: снимает квартиру на улице ля Боэти, 44, что совсем недалеко от его дома, и это вдвойне удобно еще и потому, что Ольга его постоянно упрекает в том, что он редко навещает Канвейлера, чья галерея находится тоже рядом, на улице Асторг, 25 бис, около площади Сен-Огюстен. «Ты должен контролировать его», — говорит ему Ольга. Пабло не нужно повторять дважды, и с этих пор он при малейшей возможности бежит «контролировать»…

Следующим летом Пикассо отдыхают в Жуан-ле-Пене, а Мария-Тереза совсем недалеко от них. Но вскоре Пабло находит еще более интересное решение: в июне он покупает небольшой замок в Буажелу, в десяти километрах от Жисора. Это старинный дом XVII века из тесаного камня с большим участком и многочисленными хозяйственными постройками, целой шеренгой конюшен, которые станут мастерскими для живописи и скульптуры. Дом украшают прекрасная терраса, находящаяся в тени огромных каштанов, и даже готическая часовня.

В верхней части дома подготовят несколько комнат для Ольги и Пабло, а также для друзей и прислуги. Он перевезет сюда значительную часть хлама, которая постепенно заполонила квартиру на улице ля Боэти.

Пикассо купил этот дом, где около тридцати комнат, для того, чтобы спокойно работать вдали от бесчисленных визитеров, досаждавших ему в Париже. Он очень рассчитывал также, что и Ольга не будет его здесь беспокоить — она опасается скучной, монотонной жизни вдали от Парижа, ведь только там она может удовлетворять собственные амбиции. Пабло оказался прав, Ольге это место показалось безрадостным и только изредка она появлялась здесь на очень короткое время. А вот Мария-Тереза, наоборот, станет частой гостьей в этом доме, и многочисленные визиты будут для Пабло более сладостными потому, что все это делается тайно.

Нет необходимости напоминать, что проблемы личной жизни едва ли могли укротить его огромную творческую энергию. Приведем несколько примеров различных направлений, в которых он интенсивно работает.

Летом 1927 года в Каннах Пикассо захватила идея создать огромные каменные скульптуры, наподобие доисторических памятников, менгиров, и расположить их вдоль набережной Круазетт. Он даже подготовил проект с рисунками. Увы, мэрия Канн едва ли могла бы одобрить подобный проект. Однажды он показал макеты издателю Териаду. «Вы видите, — заявил он, демонстрируя одну из фигур, — ее обычно принимают за присевшую женщину. А на самом деле это баранья задняя ножка, картофелина, вилка и корнишон». И заливается радостным смехом.

К счастью, он был неистощим на идеи. В 1928 году Пикассо случайно встретил одного из друзей — Хулио Гонсалеса, который уже в течение двадцати лет занимался скульптурой. Он был специалистом по металлу и в совершенстве владел этой техникой. Пабло посетил его мастерскую на Монпарнасе и был поражен необычайным количеством всякого хлама, разбросанного на полу. Вот тот человек, с которым они найдут общий язык. Пабло как раз обдумывал проект памятника любимому другу Гийому Аполлинеру. Над фундаментом из черной жести он хотел воздвигнуть очень легкую композицию из проволоки или железных стержней разного калибра в форме треугольников, трапеций, прямоугольников, кругов…

Осенью 1928 года появились первые скульптуры из железа, выполненные Гонсалесом по рисункам Пабло. Как и планировалось, кроме фундамента в скульптурах не было больше никаких плоскостей. Это были пространственные структуры открытой формы, композиции, сквозь которые свободно циркулировали воздух и свет. Но все подготовленные Пикассо конструкции комитет по выбору монумента в честь Аполлинера отклонил.

Но Пабло не предается отчаянию и продолжает работать над металлическими конструкциями. Примером может служить созданная им в 1934 году Голова женщины высотой в метр из жести, или Женщина в саду — из железа и раскрашенная. Чтобы сделать волосы, он использует металлические защелки и пружины. Пикассо и Гонсалес забавляются от души. В это время Пабло заявляет неоднократно: «Я чувствую себя таким же счастливым, как в 1912 году». Это был год, когда он создавал свои коллажи, ассамбляж Гитару. Его гениальное умение применять вышедшие из употребления предметы, всякий хлам делает чудеса.

Естественно, что когда Пикассо обосновался в Буажелу, он стал гораздо меньше сотрудничать с Гонсалесом, оставшимся в Париже. Известно, что Хулио сделает блестящую карьеру, создавая скульптуры из железа.

В Буажелу начиная с 1931 года Пикассо в течение нескольких лет с увлечением занимается скульптурой, пользуясь просторными мастерскими. В конце концов, его привлек не сам старинный замок, а огромные, просторные конюшни с высокими потолками и пустота, в которой эхом отзывались шаги. Дело в том, что уже давно он хотел заняться скульптурами больших размеров. Когда в 1932 году фотограф Брассаи, готовя репортаж о художнике, приедет к нему, Пикассо откроет дверь одной из огромных мастерских и Брассаи увидит необычайную толпу статуй, сверкающих белизной, среди которых были такие монументальные, как Женщина с апельсином и Женщина с вазой, высота которых превышала 2,8 метра. Многие из них Пабло, очевидно, посвящал Марии-Терезе, ее фигура восхищала художника. То же можно сказать и о Лежащих купальщицах. Несколько женских голов также вдохновлены Марией-Терезой, характерная черта всех скульптур — крупный нос, прямо продолжающий линию лба. Подобные формы можно заметить в микенских бюстах на острове Крит в музее Гераклиона.

Период, когда Пикассо столько времени уделяет скульптуре, продлится до 1935 года, даты, когда Пабло станет жить с Ольгой раздельно. Но одновременно художник не менее плодотворно рисует и пишет картины. С 1927 по 1928 год из-под его кисти выходят странные создания. Женские фигуры приобретают совершенно искаженные формы, деформируются. Их тела и особенно лица художник разлагает на отдельные элементы и снова их объединяет причудливым образом. Большинство этих созданий потрясают своим уродством, как, например, Купальщица на берегу моря (1930), напоминающая самку богомола, или Обнаженная женщина в кресле, чьи руки, словно щупальца осьминога.

Художник создает целую галерею монстров, гораздо более ужасающих, чем те, которых он писал в предыдущие годы. Эти картины, исполненные в основном с 1927 по 1932 год, Пикассо никому не показывает. Не потому ли, что они выдают его собственное психологическое состояние? Или они отражают их нетерпимые отношения с Ольгой, которые усугублялись с каждым годом? Возможно, правда, что в минуты особо ожесточенных ссор Пабло волочил Ольгу по полу за волосы… чтобы она только прекратила свои вопли. Но он никогда не писал ее лицо уродливым, чтобы таким образом отомстить ей. Несомненно, он считал подобный прием слишком простым и недостойным его искусства. Но присутствие в его живописи кошмарных созданий, безусловно, указывает на его глубокое душевное потрясение и смятение.

К счастью, у Пабло были и другие темы для живописи, а очаровательная блондинка Мария-Тереза сумеет развеять и разогнать монстров, которые так часто преследовали воображение художника. И он пишет ее без устали, эти картины полны лирики, они воспевают ее грацию и красоту. Пабло часто изображал девушку дремлющей, всегда готовой к объятию и к тому, чтобы доставить ему наслаждение, в чем он так нуждался. Не много художников со времен Ренессанса оставили нам изображение столь беспомощной сексуальности, готовности отдать себя, как это сделал Пикассо на картинах Сновидение, Сон, Обнаженная женщина в саду…

Мария-Тереза, на самом деле, была тем оазисом, где вечно сражающийся и страдающий от постоянных конфликтов с женой Пабло мог найти покой, отдохновение. Именно благодаря ей ему удавалось восстановить некоторое равновесие, modus vivendi в своем столь беспокойном существовании.

Часто по утрам он мчался в Буажелу в своем роскошном лимузине «испано-сюисе», за рулем которого был шофер в ливрее. Когда он наконец въезжал во двор замка, то испытывал чувство обеспеченности, которое столь долгое время было неведомо бывшему обитателю Бато-Лавуар. Более того, особняк своей массивностью производил впечатление «мощи и надежности», к которым он не был безразличен.

Обычно по вечерам Пабло возвращался в Париж, а зимой покидал Буажелу уже в пять часов, так как в его мастерских в бывших конюшнях не было электрического освещения. В летнее время Пабло принимал друзей — Гонсалесов, Браков, Зервосов, Канвейлеров… они располагались на террасе под густой тенью каштанов. Он очень ценил эти минуты отдыха, которые иногда могли быть омрачены появлением ревнивой Ольги. Она стала подозревать, что некоторые картины изображают не выдуманные модели, как ее заверял Пабло, а кого-то вполне реального…

Восхищение Пикассо Марией-Терезой в эти годы было настолько велико, что он запечатлел ее также в значительной части своих гравюр. Будь то иллюстрации к «Неведомому шедевру» Бальзака, «Метаморфозам» Овидия или сотни гравюр на меди, заказанные ему Волларом (так называемая Сюита Воллара), среди которых знаменитая гравюра Ателье скульптора, где он изображает себя как скульптора, а рядом — вдохновляющую его молодую женщину, или Минотавромахия — всюду в персонажах можно обнаружить черты Марии-Терезы. В Минотавромахии (1935) у молодой женщины рядом с Минотавром явно заметны признаки беременности. И, действительно, именно в это время, весной 1935 года, Мария-Тереза объявляет Пабло, что ждет ребенка. Это известие — словно гром среди ясного неба. Пабло очень обеспокоен. Что же делать? Ведь он женат… Собирается ли он развестись и жениться на Марии-Терезе, которая страшно подавлена и непрерывно плачет? Он хотел бы этого, тем более что перспектива отцовства переполняет его радостью! Но Пикассо отличается болезненной нерешительностью!

Неизвестно, каким образом Ольга узнала правду. Сцена между супругами, должно быть, была ужасающей…

В сущности, отчуждение между ними уже давно стало невыносимым. Летом 1932 года Пабло отправил жену с Пауло в Жуан-ле-Пен, тогда как сам под предлогом срочной работы остался в Буажелу, тайно встречаясь там с Марией-Терезой. И все-таки, пытаясь спасти свой брак, следующим летом и летом 1934 года он отправляется с женой и сыном на машине в Барселону, а чтобы доставить удовольствие Ольге, они останавливаются в фешенебельном отеле «Риц». Он показал Ольге большую часть Испании — они посетили Сан-Себастьян, Бургас, Мадрид, Сарагосу, Толедо…

Поведение Пабло в данной ситуации не отличалось особой последовательностью, оно свидетельствует о его растерянности и смятении. Так как он сам был неспособен принять решение, вместо него это сделали последующие события. Важнейшее из них — беременность Марии-Терезы. Он уже несколько раз пытался заговорить с Ольгой о разводе, но не очень настаивал на этом, столкнувшись с ее бурной реакцией. К тому же не грозил ли развод разделом его имущества в мастерских? На этот раз он попросил своего адвоката, мэтра Анри Робера, подготовить необходимые документы. Но Ольга угрожает все заблокировать своим категорическим отказом. Юридическая тяжба может затянуться лет на семь или восемь. В конце концов супруги согласились жить раздельно. Но когда в июне 1935 года на улице ля Боэти появился судебный исполнитель для инвентаризации имущества, что было необходимой формальностью в данном случае, Ольга упала в обморок. Пабло был вынужден попросить чиновника покинуть их.

В июле семейная жизнь с непрерывными скандалами и истериками Ольги, порой в присутствии четырнадцатилетнего сына, стала совершенно невыносимой. Неизвестно, как Ольга все-таки покинула улицу ля Боэти и стала жить с Пауло в роскошной вилле Калифорния, на улице Берри, 16, в нескольких сотнях метров от Пикассо. Отсюда она наблюдает за приходом и уходом мужа. Кроме того, каждый день она пишет ему письма на смеси русского, французского и испанского, полные жалоб и упреков.

А в это время Мария-Тереза в ожидании ребенка живет в Мезон-Альфорт, у матери. Пабло решается посещать ее только с огромной предосторожностью: он боится, что если Ольга узнает, то это уничтожит всякую надежду на то, чтобы окончательно договориться с ней. «Это был, — признается он позже, — самый трудный период в моей жизни».

Он надеялся в результате многочисленных и мучительных переговоров добиться от нее согласия на то, что он оставляет себе квартиру в Париже и все находящиеся там его произведения. В качестве компенсации он обещает ей колоссальную ренту, а также Буажелу, которое, впрочем, она терпеть не может. Но она соглашается, так как подозревает, что именно там Пабло тайно встречался с ненавистной соперницей. Это своего рода месть, хотя туда, конечно, никогда не ступит ее нога. Наконец, она добивается того, чтобы Пауло остался с ней, а также требует, чтобы Пабло никогда не женился на Марии-Терезе. Она выиграла…

5 сентября 1935 года Мария-Тереза родила девочку. Пабло дал ей имя Мария де ля Консепсьон (сокращенно Кончите) в память о своей младшей сестре, смерть которой принесла ему столько страданий. Девочка была зарегистрирована Марией-Терезой как ребенок «неизвестного отца». Родители будут называть ее Кончитой, но сама она предпочтет, чтобы ее звали Майей. Пабло нежно любил девочку, считая ее самой красивой на свете. Он даже иногда помогал стирать ее пеленки…

Желая любой ценой скрыть существование Марии-Терезы и дочери, Пикассо не признавался в этом никому из друзей и в результате почувствовал себя в совершенной изоляции. Он бродил по квартире абсолютно потерянный. Но сожалел ли он об отсутствии Ольги? Она действительно занимала много места и была источником постоянного шума…

Не зная, чем заняться, не в состоянии писать или рисовать, он решил удовлетворить одно желание, которое давно испытывал: распространить беспорядок, царящий в мастерской, и на другой этаж, где прежде царила Ольга. Какая сладостная месть! Он заранее посмеивается, предвкушая удовольствие. И вот тюбики с красками, палитры, измазанные краской, стопки газет, пустые пачки от сигарет, какой-то хлам, подобранный на свалке, — все это заполонило, привело в полный беспорядок, отвратительно осквернило прекрасный салон жены, потому что она все еще незримо присутствовала там, отказываясь его покинуть.

И все-таки Пабло, который казался прочным как скала, совершенно неспособен жить в полном одиночестве. Он пишет своему старому другу Жауме Сабартесу, вернувшемуся из Латинской Америки в Барселону. Все это время они изредка переписывались.

Но на этот раз Пикассо действительно тяжело и он призывает на помощь Сабартеса. «Я совершенно один в доме, — пишет он, — ты можешь представить то, что произошло и что еще меня ожидает». Пабло приглашает друга пожить у него и предлагает ему стать секретарем и заниматься различными материальными вопросами, которые ему отравляют жизнь… Сабартес, чье восхищение Пикассо не знает границ, прибывает с женой в Париж 12 ноября 1935 года. Друзья не виделись тридцать один год. Художник встречает друга на вокзале д’Орсэ, как и в былые времена. Ничего не изменилось. «С этого дня, — писал Сабартес, — моя жизнь была неразрывно связана с Пикассо, я даже не задумывался о том, как долго это продлится, так как мы были убеждены, что это навсегда».

А чем занималась мадам Сабартес, поселившись на улице ля Боэти? Очевидно, она взяла на себя хлопоты по дому, тогда как муж скрупулезно выполнял любое поручение Пикассо. Но в первую очередь он был идеальным доверенным лицом. А Пабло постоянно вспоминал времена, проведенные вместе в Барселоне и Париже в 1900 году. Жауме стал единственным, кому Пабло поведал о своей любви к Марии-Терезе и существовании маленькой Майи. Сабартесы были несколько шокированы, когда он отказался привезти Марию-Терезу с Майей на улицу ля Боэти. Возможно, его «торги» с Ольгой еще окончательно не завершились к этому времени и он опасался, чтобы она не расценила подобный поступок как провокацию. Он все еще надеется решить с Ольгой все проблемы без слишком большого ущерба для себя. А позже уже не станет добиваться, чтобы Мария-Тереза жила с ним вместе, хотя останется очень привязанным к ней. Пабло так и не представит ее своим друзьям. Может быть, он считал молодую женщину недостаточно блистательной и поэтому скрывал ее? Он был способен и на это…

Вопреки сложившемуся мнению, неправда, что весь этот период Пабло полностью прекратил писать картины или рисовать. На самом деле он много рисовал маленькую Майю, выражая ту радость, которую ему принесло новое отцовство. Если он и не писал картины, то это длилось не более трех месяцев.

Но действительно верно, что те потрясения, которые произошли в его жизни, оказали влияние на его творческую активность.

Художник, на самом деле, нашел еще один способ самовыражения — он стал писать стихи. С юности он любил быть в окружении поэтов — Сальмона, Аполлинера, Макса Жакоба, Реверди, Кокто — и старался участвовать в их словесных забавах. Позже папье-колле позволили ему связать тексты с живописью. Наконец, совсем недавно его связь с сюрреалистами, Бретоном, Арагоном, Элюаром, еще больше развила в нем вкус к поэзии.

18 апреля 1935 года, только завершив Минотавромахию, Пикассо сочиняет свое первое стихотворение. Не вызывает сомнения, что на этот шаг его подтолкнули семейная драма и ее последствия. Хотя, впрочем, Пабло начал бы сочинять в любом случае. За период с 1935 по 1940 год он написал двести восемьдесят текстов. А в 1957 году, двадцать два года спустя, он сочиняет еще «Погребение графа Оргаса».

Что бы ни говорил он позже, форма его сочинений представляла собой описанные «под диктовку подсознания» видения, картины, вероятно, явившиеся результатом его тесного общения с сюрреалистами. Большую часть стихов он пишет на испанском, но также и на французском, используя тире, зачастую без пунктуации, чтобы не прерывать словесного потока, страницы рукописи украшает рисунками.

Сочинение Пабло свидетельствует о его необычайно богатом воображении, а также отражает настроение в различные периоды жизни. В них можно встретить проникновенные строки: «Цветок нежнее меда, Мария-Тереза, ты — мой огонек радости» и довольно жестокие по отношению к Ольге: «Отвергнутая! Пусть источает зловоние!»

В этом калейдоскопе встречаются также навязчивые идеи, неотступно преследующие Пабло: например, это видение внутренностей, вываливающихся из живота лошади, развороченного рогами быка. Эти кошмарные сюжеты стали часто появляться в его картинах и рисунках. В то же время Пабло практически ежедневно писал стихи, находя в этом занятии своего рода разрядку, отдушину, возможность дать выход своим чувствам, избавиться от навязчивых мыслей. Правда, в первое время он терзался сомнениями, смеет ли он вторгаться в совершенно чуждую для него область. Так, когда кто-то входил, он спешил поскорее спрятать записную книжку в карман. Иногда, чтобы уединиться и спокойно писать, он даже запирался в туалете и некоторые его стихи написаны на туалетной бумаге. Несколько позже стал читать свои стихи в узком кругу друзей, постоянно напоминая, что вовсе не претендует на роль поэта. В конце концов его вирши опубликовали в 1936 году в специальном выпуске «Тетрадей по искусству», который был посвящен Пикассо.

Мать Пабло, всегда восхищавшаяся сыном, сказала: «Я знаю, что ты стал писать. И если мне когда-нибудь скажут, что ты отслужил обедню, то я и в это поверю».

Полные энтузиазма Бретон и Элюар пытаются превратить Пабло в подлинного сюрреалиста, чтобы укрепить престиж своего движения именем знаменитого художника. С гордостью они причисляют его к своим единомышленникам. Оказали ли они этим услугу Пикассо? Напротив, Гертруда Стайн считает, что Пабло следовало бы оставаться в своей области и не пытаться пробовать силы в чуждых ему видах искусства. По ее мнению, он зря пустился в эту авантюру, так как не создан для литературы. Все это она жестко выскажет Пикассо, встретив его в галерее Поля Розенберга. «Да вы же никогда не читали ничего, кроме книг ваших друзей!» — бросит она художнику, подчеркивая его некомпетентность в области литературы. Они говорили на повышенных тонах, но так и не смогли переубедить друг друга и кончили тем, что, вспоминая их прошлую дружбу, обнялись на прощание…

Может показаться удивительным, но Пикассо в конце концов поверил, что наделен «врожденным даром автоматической поэзии». Об этом он скажет Роберто Отеро в 1966 году. А три года спустя попросит Пьера Дэкса перевести некоторые его стихи 1959 года, еще не изданные: «Ты прекрасно знаешь, что они так же важны, как и все остальное». Следует правильно понимать смысл, который он вложил в слова «важны»: Пикассо хотел сказать, что стихи помогают ему выразить все то, что живопись, рисунки, гравюра, скульптура неспособны передать…

Сочинение стихов, а также дружеское присутствие Сабартеса с ноября 1935 года помогли Пабло вырваться из глубокой депрессии. Он начал посещать кафе, где общение с друзьями благотворно действовало на его душевное состояние. На этот раз его можно было встретить не только на Монпарнасе в «Ротонде», где он часами сидел после смерти Евы, теперь он часто бывал в Сен-Жермен-де-Пре в кафе «Дё маго» или «Флора». Обедать он отправлялся к Липпу. Пабло обожал шумную, дружескую атмосферу этих заведений, где забывал о терзавших его проблемах. Они напоминали ему также прошлое, о котором он вспоминал с ностальгией. Он снова наслаждается тем, чего лишила его Ольга. Завершился период его светской жизни, костюмированных балов, пышных вечеров и званых обедов в смокингах к огромному облегчению его старых друзей. «Банда» Пикассо снова вместе: Алиса и Андре Дерен, Браки, Бретоны, Зервосы, Ман Рэй, Бенжамен Пере, Лейрисы (кстати, мадам Лейрис, Зетта — внебрачная дочь Канвейлера). И, естественно, Пикассо сопровождает преданный друг Сабартес, хотя сам он терпеть не может кафе: табачный дым раздражает его глаза, очень чувствительные к дыму, и он вынужден промывать их несколько раз в день. Но Сабартес страдает молча, ни в чем не упрекая друга… Другой постоянный спутник Пикассо — его афганская борзая Эльфт. Ежедневно все трое направляются пешком с улицы ля Боэти на бульвар Сен-Жермен и обратно.

В кафе Пабло предпочитает общаться. Он не из тех художников, которые пытались заглушить тоску и печаль алкоголем, как это делали Модильяни или Утрилло. Он довольствовался маленькой бутылочкой воды «Эвиан», к которой иногда и не притрагивался вовсе. Его окружают друзья, торговцы картинами, любители, стремящиеся получить автограф или просящие подписать литографию. Подобная атмосфера доставляет ему удовольствие, успокаивает… К кругу его почитателей недавно присоединился поэт Поль Элюар, который уже давно восхищался работами Пикассо и даже купил его полотна на распродаже коллекции Канвейлера. До этого он несколько раз сталкивался с Пикассо, но в конце 1935 года они стали часто встречаться, и Элюар до самой смерти останется одним из ближайших друзей художника.

Пикассо мог также рассчитывать на поддержку Евгении Эрразуриц, с которой регулярно переписывался: осознавая всю серьезность кризиса, который переживал художник, пожилая женщина приезжает в Париж. Она останавливается у Пикассо на улице ля Боэти: ей уже семьдесят пять, поэтому ее присутствие в доме никак не может навредить процедуре выяснения отношений между Пикассо и Ольгой. Но ее появление вызывает раздражение Сабартеса, который не переносит всех женщин, приближающихся к его другу. И он даже не пытается скрыть своей антипатии.

В марте 1936 года Пабло неожиданно уезжает в Жуан-ле-Пен, вероятно с Марией-Терезой и Майей.

Вернувшись в мае, Пикассо тут же погружается в работу: он пообещал Воллару проиллюстрировать «Естественную историю» Бюффона. Каждый день в сопровождении Сабартеса он отправляется на Монмартр, где у подножия собора Сакре-Кёр работает в своей мастерской гравер Роже Лакурьер. Он очень любит животных и поэтому с удовольствием выполняет для этой серии тридцать одну пластину по рисункам Пикассо. А Пабло и Сабартес, пользуясь случаем, бродят по улицам их бывшего квартала, с меланхолией вспоминая прошлое. А вот и Бато-Лавуар. Здесь все, как прежде… А вот и Фред, заметно постаревший, сидит, покуривая трубку перед входом в кафе «Проворный кролик», он очень взволнован, увидев через столько лет своего бывшего клиента, ставшего знаменитым.

Дружеские связи Пабло и Элюара становятся все более тесными. Как и Пикассо, Элюар прошел через тяжелые испытания в личной жизни. Он был страстно влюблен в первую жену, Елену Дьяконову, называемую Гала, которая неожиданно покинула его пять лет назад. Элюары с друзьями отправились тогда в Кадакес в гости к Сальвадору Дали, а когда настало время возвращаться в Париж, Гала вдруг объявила Элюару, что остается с Дали. И несчастный поэт покинул Испанию в одиночестве… Позже он стал жить с молодой женщиной Нюш Бенц, танцовщицей в «Гранд Гиньоль», с которой столкнулся на тротуаре перед магазином «Галери Лафайет». Странное совпадение — это то самое место, где двумя годами ранее Пабло встретил Марию-Терезу…

Дружеское расположение Пабло к Элюару усиливается еще и тем, что художника очень трогает постоянное восхищение поэта его талантом. Элюар выступает в Барселоне и Мадриде с восторженными лекциями о живописи Пикассо, а также посвящает ему цикл стихотворений, в том числе «Плодоносные глаза».

Поражает, насколько Пабло и Элюар представляют полную противоположность друг другу. Пабло — невысокий, коренастый, энергичный, мужественный, с черными, пронзительными глазами; Поль — высокий, худой, очень деликатный, с почти женоподобными жестами, ясными глазами и нежным, мягким голосом.

Поль, растратив за несколько лет наследство отца, решил заняться торговлей картинами, так как его собственное творчество не могло обеспечить ему достойное существование. С большим трудом он зарабатывал на жизнь, Пабло старался помочь ему, как мог, давал свои рисунки для продажи, иллюстрировал готовящиеся к изданию книги поэта.

Пабло питал также симпатию к Нюш Элюар, возможно, потому, что эта хрупкая, изящная молодая женщина напоминала ему его персонажи «розового» периода, его юность. А еще он обожал ее веселый, неунывающий нрав и заразительный смех…

Однажды зимой 1936 года в кафе «Дё маго» Пабло обратил внимание на очень красивую молодую женщину за соседним столиком: волосы ее были черны как смоль, правильные, немного жесткие черты лица, сияющие голубые глаза. Он не мог удержаться, чтобы не поделиться с Сабартесом, и высказал по-испански свое восхищение ее красотой. Незнакомка улыбнулась: похоже, она все поняла…

А спустя несколько недель Поль Элюар все там же в Сен-Жермен-де-Пре случайно представил Пабло эту молодую женщину. Теодора Маркович, более известная как Дора Маар, провела юность в Аргентине, где и освоила испанский. Ее отец — югослав, архитектор, а мать — француженка. Занявшись живописью, а затем фотографией, она была связана какое-то время с сюрреалистом Жоржем Батайем и принимала активное участие в акциях революционно настроенных групп. Оказалось, что, когда Элюар представил Дору Пикассо, она как раз собиралась подготовить фоторепортаж о художнике. Пабло приглашает ее на улицу ля Боэти. Можно вообразить, как развивались события дальше…

Так жизнь Пикассо снова усложнилась: официально женат, имеет сына, в то же время он должен был заботиться о любовнице и дочери, которую она ему родила. А теперь — еще одна любовница…

А в это время разворачивались важные события как в Испании, так и во Франции. Во Франции в мае 1936 года победил Народный фронт. В Испании Народный фронт одержал победу над правыми в марте 1936 года. Политическая ситуация в стране быстро ухудшалась, группы анархистов поджигали церкви и монастыри, глава монархистов Кальво Сотело был застрелен полицейскими, и, наконец, 18 июля вспыхнул мятеж против республики, возглавляемый Франко. Испанские художники в Париже бурно реагировали на происходящее на родине. Многие из них, в основном каталонцы, поддерживали республику, провозглашенную пять лет назад. Другие, в том числе Сальвадор Дали, опасаясь, что эта республика может превратиться в коммунистическую диктатуру, приняли сторону мятежников. Это начало трагедии, которая будет заливать кровью Испанию в течение тридцати двух месяцев. В результате этой чудовищной гражданской войны погибнет миллион двести тысяч испанцев.

Какова реакция Пабло? До сих пор политические проблемы оставляли его равнодушным. Когда интересовались его мнением, он спокойно отвечал:

— Кто сейчас правит Испанией?

— Король.

— Ну вот! Я монархист.

В другой раз, когда его спросили:

— В какой партии вы состоите?

— В партии Пикассо, — отвечал он, смеясь.

Казалось, он никогда не изменит своего мнения.

Но в данной ситуации он поддерживает законное правительство Народного фронта, возглавляемое Мануэлем Асанья. К подобной позиции его подтолкнули друзья-сюрреалисты, считающие себя «революционерами», а Арагон и Элюар даже вступили в ряды коммунистической партии. И, конечно, Дора Маар тоже повлияла на его выбор.

Правительство Асаньи, отдавая себе отчет в том, насколько важна для международного мнения поддержка такого знаменитого художника, назначает его директором музея Прадо. Пикассо тронут оказанной ему честью. Но уже через несколько дней после мятежа более половины страны была в руках восставших, а их войска были всего в тридцати километрах от Мадрида, поэтому коллекцию картин Прадо перевезли в Валенсию… По этому поводу Пабло с улыбкой говорил друзьям, что он теперь «директор пустого музея». Так что его должность директора останется исключительно почетной. Нельзя не вспомнить, что и его отец был одно время хранителем музея, который не предназначался для посещения. Можно подумать, что какой-то рок тяготеет над семьей. В любом случае, несмотря на присланное ему приглашение, Пикассо не рискнул поехать в Валенсию.

В начале августа он отправляется на юг Франции в Мужен, находящийся в нескольких километрах от Канн, где присоединяется к Элюарам. Кроме того, он знает, что Дора Маар тоже отдыхает на юге, недалеко от Сен-Тропе. Она гостит у поэтессы Лизы Дегарм.

Революционно настроенный Поль презирает буржуазное, эгоистическое поведение тех мужей или любовников, которые считают, что обладают исключительным правом на тех женщин, которых они любят. Он считает, что по-настоящему можно владеть только тем, что можешь дать другому. И он предлагает Нюш Пабло, а Пабло, несмотря на несколько необычный характер подобного предложения, не стал отказываться. В конце концов, Пабло находил Нюш очень привлекательной, а она была готова на все, чтобы угодить любому желанию Поля, который не видел в этом ничего безнравственного.