Телевизионная жизнь

Я была в Румынии, когда мне позвонил Аарон Спеллинг, легендарный телевизионный продюсер, известный множеством дико успешных, но дрянных сериалов, таких как «Лодка любви» и «Династия» и 90210. Он рассказал мне о сериале под названием «Зачарованные», который шел до этого три сезона; речь шла о добрых ведьмах, которые помогали защитить мир от зла. Произошла крупная встряска актерского состава. Шеннен Доэрти, главная звезда шоу, уходила, и они вписывали в сценарий нового персонажа. Рассматривала ли я роль на телевидении? Я не знала, что такое «Зачарованные», но мне было любопытно. Возвращаясь домой из Румынии, я увидела, что пилотный эпизод сериала был доступен для просмотра. Я никогда не смотрела «Зачарованных» раньше до этого перелета. Чувствовалась рука судьбы. Я искала знамение, и вот оно появилось. Пилотный эпизод оказался довольно крутым, поэтому я согласилась встретиться и поговорить. Приятно быть востребованной после стольких отказов, зная, что меня занесло в черный список мое вездесущее чудовище.

Офис большой шишки на бульваре Уилшир в Лос-Анджелесе был как футбольное поле, покрытое белым пушистым ковром. Таким пушистым, что я не видела свои высокие каблуки. Крошечный маленький человек, вероятно, около пяти футов высотой, сидел за большим столом, его обслуживал дворецкий в смокинге. Это был легендарный Аарон Спеллинг. Было дико, потому что я любила смотреть «Династию» с мамой, когда я был маленькая, и вот я теперь с главным шефом. Дворецкий принес Мистеру Спеллингу большой хрустальный кубок голубого Гаторейда[5] с соломинкой на серебряном подносе. Я всегда буду помнить об этом. Я представила себе разговор со Спеллингом: мне нравится соломинка. Мне очень понравилось.

Он был очень приятным человеком. Я отнеслась к нему не без симпатии; на самом деле, я сочла его довольно симпатичным. Все время, пока я была на встрече, я представляла его с голубыми волосами, как у куклы тролля. Я часто так поступала, чтобы не нервничать.

Я начала говорить и заметила, что мистер Спеллинг смотрит на меня, как будто я была наполовину инопланетянка, как и пара других руководителей, которые были на встрече. Так всегда происходило везде, где я была в Голливуде. Я думаю, это потому, что я выглядела и говорила, как два разных человека. Я выглядела как стильная бомба, но точно не выражалась, как одна из них. Люди в Голливуде и мире средств массовой информации действительно не знали, что со мной делать. Вместо того чтобы видеть во мне художника и считаться с этим, они поместили меня в категорию «плохих девочек». Они, кажется, не могли расслышать ни одно чертово слово, которое вылетало из моего рта, потому что они были чертовски глупы. Утомительно. Я как будто самый терпеливый и нетерпеливый человек в мире.

Меня устраивало, что меня называли бунтарем, но всемирное осуждение за то, что ты плохая девочка, пролезли в мою голову. Кроме того, слова «ты плохая» вызвали ворох воспоминаний о словах отца, которые эхом отдавались в голове. Застарелые страхи остаться бездомной, быть беспомощной начали подкрадываться ко мне. Я боялась телевидение, потому что я слышала, что график был жесткий, и я не знала ничего об этом мире. Я крайне редко смотрела телевизор. Но это была работа. В Голливуде собирались устроить забастовку актеров. Я знала, что в ближайшие два года работы может не быть.

Я начала серьезно думать о том, чтобы принять участие в шоу.

Мой черный список все еще довлел надо мной. Он нарушал мои права, потому что так много людей знали о моей травме, но оставались на стороне преступника. Прошли годы с тех пор, как я последний раз получала постоянную работу в Голливуде, а мне было уже двадцать восемь. Я помню, как мне было стыдно в мой день рождения, потому что Entertainment Tonight объявили мой возраст. Мне было стыдно. Вот как засран был мой мозг. Посыл, который ты получаешь от общества, СМИ и Голливуда, искажает понимание возраста. Тогда я думала, что это просто потому, что молодые женщины красивее, но теперь я понимаю, что причина в том, что молодая женщина, как правило, более послушная, ею так легко манипулировать, ее слишком легко обманом заставить делать то, что хочет мужчина, как в обществе, так и лично. К черту. Забавно, когда мы получаем власть, как женщины, именно тогда нас считают непривлекательными. Именно такие женщины непривлекательны.

Поэтому я сказала «да» «Зачарованным». Мне сказали, что они не продлятся больше двух сезонов, так что я могу подписать стандартный пятилетний контракт. Мне бы догадаться, что он был в интересах прибыли других людей, но не обязательно моей. Все надеялись, что я продержу сериал в эфире и приведу к их конечной цели получения денег, Святой Грааль, известный как синдикация[6]. Это чертовски большое давление для того, кто снимался только в инди-фильмах. Теперь я обеспечивала работой 150 членов съемочной группы. Поверьте, это повлияло на многие мои решения. Следующие пять лет я была моей героиней, Пейдж Мэтьюс, больше, чем я была собой.

Пейдж Мэтьюс была сводной сестрой Холливеллов, Фиби, в исполнении Алиссы Милано, и Пайпер, в исполнении Холли Мари Комбс. Я знала Алиссу Милано по сериалу «Кто здесь главный?», которое я любила в детстве. Я была несколько удивлена, что оказалась в мире, где мы были вместе, мы были совершенно разными. Ее воспитывали, как богатого ребенка-актрису, а я чокнутая извращенка. Определенно на съемочной площадке могли кипеть страсти, но я отказалась участвовать в них. Пресса пускала слюни от мысли о сочных желтых скандалах на наших съемках, но я не предоставила им такой возможности. Мой интерес к работе был чисто наемнический, поэтому я отказалась от борьбы. Я отказалась играть в игры, которые были ниже меня, но наблюдение за нашей съемочной площадкой не прекратилось. Я не могу сказать вам, сколько раз меня спросили, тусовались ли мы после работы. Ответ был отрицательным. Единственный свободный час, который у меня был после работы перед сном, я проводила наедине с собой.

Я направила свои усилия на воплощение Пейдж, прекрасного персонажа, но очень характерного. Девочка, повзрослевшая во время сериала. Между тем мой собственный рост как женщины отставал.

Я прошла так много жизненных вех на съемках, а не в реальной жизни. Моя «первая» свадьба подарила мне огромный искусственный опыт. Я шла к алтарю с фальшивым отцом, с фальшивыми друзьями, фальшивые сестры, фальшивый будущий муж, фальшивый пастор – все это было фальшивкой, фальшивкой, фальшивкой. Я прошла через эмоции, как будто все действительно происходило со мной, потому что в этом актерская игра. Особенно странно участвовать в имитации события из жизни, которое подается всем нам как некий монументальный момент – «самый важный день в жизни девушки». Я не согласна, что день твоей свадьбы должен быть величайшим событием в жизни, но это первая экранная свадьба впервые как будто что-то украла у меня. Всего я выходила замуж трижды на экране до «настоящего» бракосочетания. К тому времени я повторяла эмоциональную сцену, которую уже сыграла. Твои развлечения достаются ценой нас, артистов. Ты должна это знать и признавать.

Когда я начинала работать над сериалом, я много думала об психологии аудитории.

Я, со всей своей дурной славой и отличием от девочки по соседству, появлялась после бесцеремонного убийства любимого персонажа в исполнении Шеннен Доэрти. Я не собиралась играть роль Шеннен, но у фанатов не могло быть привязанности к совершенно новому герою. Мне сказали, что многие сериалы не переживают изменения основного состава. Я знала, что у меня есть небольшой шанс на успех. Люди должны были влюбиться в моего персонажа как можно быстрее или «Зачарованным» конец. Я думала о том, насколько велика съемочная группа и как бы они все остались без работы, если бы я потерпела неудачу. Так что я выставила себя супербезобидной. Я набрала вес, примерно десять фунтов за роль. Хотелось выглядеть максимально мягкой и доступной, как только можно. Скучной.

Студия приказала, чтобы никто из нас не стриг или красил волосы без разрешения президента студии. Я посчитала, что это страшная хрень. Перед возвращением на свой второй сезон сериала я покрасила волосы в рыжий без разрешения. Оооо. Студия завелась и вышла из себя, конечно. Они были в ярости и пожелали знать, как я и ожидала, как я буду объясняться. Я сказала им: «Это сериал о магии. Вы просто говорите, что я смешивала зелье, и оно взорвалось мне в лицо! У меня волосы покраснели! Мне понравился цвет, поэтому я оставила его». Так появился самый первый диалог сезона, почти дословно, между мной и персонажем Лео. Требовалось совсем немного творческой мысли, но студии редко пользуются ей.

На съемочной площадке было еще одно большое событие, когда Холли Мари Комбс отстригли челку. Студия боялась, что люди не узнают ее. Вот насколько тупой они считают аудиторию. Если персонаж каким-либо образом меняет свой образ, аудитория не узнает, на кого она смотрит. Я бы хотела, чтобы вы все были мухами на стенах, когда руководители студии и продюсеры говорят о вас. Поверь мне, на тебя смотрят, как на овцу без собственного разума.

Я сама стала почти овцой, и я теряла разум. День за днем, месяц за месяцем, год за годом, мой мозг съедался убористым диалогом, который лишь немного отличался от предыдущего эпизода, что отупляло меня. От восьми до десяти страниц в день. У меня был тот же диалог, что и в эпизоде неделю раньше, но с новыми приглашенными звездами. Ты можешь поменять местами все, что я сказала в почти любом эпизоде с любым другим эпизодом. Это просто сводило меня с ума. Тюрьма для моего ума. Я начинала терять контроль над своим рассудком. И мне было очень одиноко.

Иногда, чтобы развлечь себя, я покидала съемочную площадку в конце дня с фальшивой кровью на лице или огромной раной и заходила в продуктовый по дороге домой. Я поступала так, чтобы проверить публику, чтобы увидеть, как они отреагируют на раненую женщину. Никто не предлагал мне помочь. Ни разу. Они просто старались не смотреть мне в глаза и смотрели в пол. Это позволило мне глубоко проникнуть в невидимость обиженной женщины. Примечание для общества: всегда следует спрашивать, нужна ли женщине помощь, если, похоже, что ее обидели. Поступайте правильно. Будьте смелыми и будьте храбрыми.

Мне всегда нравилось проводить социальные эксперименты. Я думаю, что таков был мой способ держать в здравом уме и развлекать мой разум, который просто атрофировался в тот период. Я чувствовала, что мой ум умирал, и я не знала, что делать. Я слишком устала, была слишком одинока и слишком грустна, чтобы что-либо с этим делать.

Я взяла за правило не вмешиваться в мелочную политику съемочной площадки. Я думаю, иногда, когда люди слишком избалованы, они нагнетают обстановку – это заставляет их чувствовать, что что-то происходит, что-то происходит. Но у меня была настоящая драма, настоящие проблемы. Я отказывалась создавать искусственные проблемы, чтобы подарить себе ощущение собственной псевдоважности.

Только одна женщина-режиссер была нанята за все пять лет, и команда утопила ее. Сериал снимался о трех молодых женщинах, и за все время приглашение снимать получила всего женщина-режиссер. Но основная часть съемочной группы – мужчины, я думаю, даже не понимая, что они делают – просто выбивали почву из-под ног режиссера. Группа хихикала, когда она давала указания. Невообразимо, чтобы такое подпадало под определение «приятная рабочая обстановка». Я ужасно себя чувствую из-за того, что мало боролась за нее, но я не до конца понимала динамику того, что происходило. Мой персонаж был слишком занят разговорами с лепреконами, времени не хватило.

Каждый раз во время съемок, когда я говорила, что мне действительно нравится режиссер, если это был кто-то, не подпадающий под рамки, установленные Спеллингом, – не среднестатистический, белый мужчина из толпы, что случалось редко, он больше не возвращался. Если я говорила, что кто-то мне не нравится, они обязательно возвращались. Был один режиссер, с которым я горела желанием поработать, пока я не встретилась с ним. В тот день, когда он появился, шел мой четвертый, может быть, пятый год съемок, и сериал мог снимать сам себя. Машина катилась как по маслу.

Так что на первой репетиции дня, после прохода из точки А в точку Б, я вышла справа. Это не очень важное решение, и новый режиссер не дал никаких указаний относительно выхода вправо или влево. Но он взорвался. Он закричал: «Идиотка! Не переходи дорогу перед моей камерой! НЕ ХОДИ ПРЯМО ПЕРЕД МОЕЙ КАМЕРОЙ!» Он продолжал кричать. Человек сорвался. От его ора вибрировали стены. Я была в шоке. Он продолжал кричать и теперь начал обзывать меня. Сука. Идиотка. Сука.

Ровно за минуту до этого мы сказали «Доброе утро» друг другу. Было 7:30 утра, никто его не заткнул. Ни один человек в почти полностью мужской съемочной группе, ни один продюсер, ни заместитель режиссера. Мужчины, с которыми я работала на съемочной площадке годы. Почему? Потому что режиссер, пусть тридцать минут, был парнем, а я была молодой женщиной.

Я подумала, извини, я тебя, на хер, даже не знаю. Ты у меня дома. Но тебе так уютно, и ты так уверен в своем небосводе мужчин-режиссеров, что ты так будешь себя вести со мной? Я сказала продюсерам: «Я никогда большем не буду работать с этим человеком». Они заверили меня, что ему не позволят устно оскорблять меня.

Угадайте, кто вернулся через два месяца. Вот лишь маленькая песчинка среди режиссеров-крикунов, которых я терпела. Голливуд славится крикунами и уничижителями, и оскорбления сходят им с рук.

Я никогда не видела и не слышала, чтобы мужчина-актер подвергался насилию на съемочной площадке. В одно и то же время на любом рабочем месте кто-то делает то, что умеет, а другой подвергается издевательствам и террору; пришло время встать на защиту тех, кто вокруг. Если ты этого не сделаешь, придет твоя очередь, тебя будут стыдить, по тебе будут проходиться.

Это еще один пример того, как мужчине все дозволяется. Можешь себе представить, что в первый час рабочего дня твоего нового босса он кричит на тебя на глазах у всех, и ни один человек не подходит? Возможно, можешь. Надеюсь, не можешь, ради тебя самой. Нет оправдания оскорблениям.

Никогда. Тело впитывает агрессивный крик, он его раздражает и травмирует. Но ты знаешь, иди надень свою короткую юбку и произноси слова, маленькая леди, потому что ты актриса, так что лучше живи с этим.

Да, есть и другие отрасли, где кричат, но ты должна понять, что в Голливуде нет Федерального надзора.

Трудно привести милого старичка, которого я встретила – Аарона Спеллинга – в соответствие со всеми десятилетиями сексистских СМИ, которые он произвел и вывел в люди. Заслуга в сексистских СМИ также принадлежит людям, которыми он окружил себя: руководители, все мужчины; сценаристы, в основном мужчины; главный сценарист, мужчина. В женском сериале, конечно. Что сделало весь сексизм на съемочной площадке еще более раздражающим, был тот факт, что в сериале снимались женщины, играющие для женской аудитории. Потому что они точно знают, как проникнуть в сознание молодых женщин. Есть вполне понятный протест против обеления, кастинга актеров на роли, которые были в исходном материале предназначены для человека с другим цветом кожи. Почему нет протестов против мужчин, которые рассказывают женские истории? Должны быть; они не справляются. Они делают дело неплохо. И мне, и публике надоело «неплохо».

Во второй год работы в «Зачарованных» я решила пойти на гипнотерапию. Я нашла повторяющиеся дни, так противоположные моим естественным ритмам, в которые мне становилось плохо снова и снова. Временами устанавливалась очень напряженная обстановка. У меня начались приступы панических атак из-за того напряжения, что я подавляла.

Шли съемки в месте под названием Вудленд Хиллс. Просто увидеть слово «дерево» мне было достаточно, чтобы мое сердце забилось, а ладони вспотели. Я болела четыре или пять раз за сезон. Мы снимали двадцать два или двадцать три эпизода. На часовом телевидении ты, по сути, снимаешь половину полнометражного фильма за восемь дней. Ритм изнурял. Два года подряд у меня был 39-градусный жар, и меня бросали в гигантские мусорные баки, в трюке, всегда в те дни, когда мне становилось хуже всего. Единственный раз, когда я позволила себе жалеть себя. Часть меня относилась к себе жестко, ведь всю мою жизнь мне было очень больно в долгосрочной перспективе. Истощение было реальным и острым. От двенадцати до шестнадцати часов в день около 5 лет прямо в мойся-промывай-повторяй окружающей среде, отличающейся от всех, что я знала. Вроде как на очень крутом заводе, как работа на сборочном конвейере.

Однажды трое мужчин-продюсеров «Зачарованных» пришли в мой трейлер, чтобы сообщить мне, что мой друг по съемочной площадке, Сэм, был уволен после того, как его поймали на курении травки в декорациях школьного автобуса. Сэм был крутым, не обычным членом команды Спеллинга с дредами и искренней улыбкой. Я была искренне опечалена, потому что Сэм был единственным, кто был похож на меня. Но я сказала, что это к лучшему, его душа должна быть свободна. Я не могла удержаться и с улыбкой спросила продюсеров: «Так что, если я закурю травку на съемочной площадке, вы меня уволите? Я буду свободна?» Их ответ стер улыбку с моего лица: «Мы приукрасим твою зарплату за все время, независимо от того, куда ты пойдешь. Мы возьмем твои деньги, и мы погубим тебя, и ты больше никогда не будешь работать». Они говорили с непроницаемыми лицами, потому что они не ходили вокруг да около. Черт. Мой голливудский объезд закончился не в том переулке. Я точно встретила опасную толпу. Только эти были богатыми белыми мужчинами на студиях, а не в переулке.

Особенно страшно, когда мужчины говорят тебе, что тебя накажут так сильно, что тебя больше никогда не наймут. Но такое отношение распространено в Голливуде. «Не перегибай, маленькая девочка. Мы можем просто указать на следующую сразу после тебя». Идет постоянный поток молодых и подпорченных женщин в Голливуд.

Если ты читаешь эту книгу из-за «Зачарованных», спасибо за то, что любишь сериал и моего персонажа. Я тебя уважаю, и я почитаю тебя. Я знаю, что они принесли много радости многим людям. Я была рада оказаться полезной. Я рада чему-то действительно хорошему, что вышло из того, что для меня было очень трудным временем. Когда я говорю что-нибудь отрицательное о шоу, тебе нужно понять, я говорю о своем личном опыте. Не Пейдж Мэтьюс, моя героиня, но я, Роуз. Но всегда можно найти хорошее в большинстве ситуаций и так, я предпочитаю сосредоточиться на этом. Есть многое, чем я горжусь из того периода.

Долгое время «Зачарованные» был – и может быть до сих пор являются – самым продолжительным часовым сериалом с участием женщин в истории. Жаль, что наша заслуга не получила должного признания, потому что это важно.

В 2006 году, когда «Зачарованные» подошли к концу, я вернулась к измененному миру СМИ. Когда я покинула общество за пять лет до сериала, культура знаменитостей была другой. Сайты сплетен сейчас находились под управлением. Папарацци теперь были безумно агрессивны. Таблоиды строчили взахлеб, наживаясь на проделках Линдси Лохан и бедах Бритни Спирс. И если бы тебя хорошо знали, на тебя охотились не только папарацци; общественность в целом стало нужно бояться. Каждый незнакомец с телефоном превратился в потенциального информатора. Впервые люди начали выкладывать онлайн, где ты была, что ты говорила, что ты делала. Все докладывали о ком-то хорошо известном, и ты не понимала, где был враг, потому что им больше не были только папарацци или авторы колонки сплетен. Им были все. Я была вынуждена жить жизнью, где я ничего не говорила, я не делала, что угодно, чтобы меня не заклеймили плохой девочкой. Большинство были так напуганы людьми, сообщающими о фальшивых фактах, что просто прятались. По крайней мере, я так поступила

Я была ошеломлена новым мировым порядком СМИ. Не было Инстаграмма, чтобы сказать от себя, так что если ложь и слухи были написаны, они принимались как факт. И, вау, меня размазали.

Даже в месте, где должно чувствовать себя в безопасности – работа, окружение – на меня охотились и осуждали. Просто возвращаться на съемочную площадку студии Парамаунт было напряжно; там ездила длинная тележка, набитая туристами, все сразу показывают пальцами и фотографируют. Это было похоже на: «Вот актриса в ее естественной среде обитания. Пожалуйста, не кормите». Оставаться одной по другую сторону камеры охотника заставляло чувствовать себя адски уязвимой.

Я решила сбежать из Америки ненадолго, думая, что охота была менее распространенной. Однажды меня преследовали в Ватикане около тридцати немецких туристов. Мне не следовало идти в Ватикан в тот день, мне было так плохо, и я хотела его увидеть. Я льнула к старым каменным зданиям, пытаясь убежать, и вот, наконец, толпа догнала меня. Меня загнали в угол. Я прижалась к стене. Я помню, думала, мы в Ватикане. Разве видеть работу Микеланджело не важнее, чем кто-то с телевидения? Я вспотела и испугалась. И меня сдавили, когда некто протолкнулся сквозь толпу, я подумала, чтобы помочь мне. Вместо этого мужчина схватил меня за волосы и выдернул маленький клочок. Я кричала и толкалась, но меня не выпускали. Когда они окружили меня, они напоминали дикую стаю собак. Я не могла видеть их лиц, потому что у них были камеры, вспышки ослепили меня. Я видела только руки, когда меня толкали вбок и назад, белые круги, где повсюду глядели ухмыляющиеся лица. Мне казалось, что меня съедают заживо.

Люди должны уважать границы. Просто потому, что ты видишь кто-то, кого вы думаешь, что знаешь, не означает, что их можно преследовать или прикоснуться к ним. Человек, которого ты думаешь, что знаешь, должен тебе столько же, сколько любой человек, не более чем вежливость. Так что будь вежлива, уважительна, не окружай, не надо хватать, не сцепляйся, не толкайся. Будьте цивилизованной, и подобное получишь в ответ.

То, что я испытала в этой толпе «поклонников», было травматичным и оскорбительным. У меня появилась маленькая залысина в месте, откуда выдернули волосы. Такие ситуации случались часто.

Слава – это то, чего многие думают, что хотят, но реальность – это то, что им трудно увидеть. Следующее, что многие говорят, это «ты хорошо заработала», как будто деньги равняются счастью. Как будто деньги равняются безопасности. Как будто деньги равны миру. Я бы также сказала, не навязывай мне свою систему ценностей. Когда я закончила «Зачарованные», мне сказал мой тогдашний пресс-агент: «Если тебе нужно выйти и камера где-то поблизости, у тебя должен быть кто-то, кто оденет тебя и сделает макияж». Не дай Бог показать твой настоящий стиль. Не дай Бог ты пойдешь в магазин, как все остальные, и наденешь то, что отражает твою душу. Упаси Боже носить что-то более одного раза, как делает нормальный человек.

Голливудские пресс-агенты, которых, говорят, ты должна иметь и которые стоят около 6000 тысяч долларов в месяц, скажут тебе, что ты должна действовать как, выглядеть как, говорить как – как ты должна реагировать на прессу. Они охотятся на страх и манипулируют актерами, угрожая: «Да, студия будет очень расстроена, если ты так не сделаешь». Они являются ключевой частью машины, которая держит тебя в строю. Фишка в том, что ты им платишь, чтобы они тебе засерали голову.

В классические голливудские времена пресс-агентами были люди, которые прикрывали звезд. Теперь звезды даже не делают многого, что делали их предшественники, потому что они выдрессированы ничего не делать. Не дай бог общественности узнать, что ты человек.

Так что в любом случае, после «Зачарованных», мой очень дорогой пресс-агент сказал, что мне нужен очень дорогой стилист. Мне следовало бы спросить: Почему я плачу кому-то за то, чтобы они навязывали мне представление обо мне же? У меня не было стилиста во время моей до-Зачарованной эры, и мне показалось, что я справлялась; что изменилось? Но мой мозг выкручивали так долго, что у меня больше не было внутреннего компаса.

Когда стилисту платят, чтобы он создал образ, его главная цель – сделать тебя привлекательной для самцов. Представление о том, что сексуально, что заводит, что вдувабельно, очень стереотипное. Но не крутое, и, мальчик, стилисты выкинули номер со мной. Я выглядела как пластиковый чудик. И я заплатила много денег, чтобы стать похожей на пластикового чудака.

Странность области: тебя нашли, потому что ты была уникальна. Что в тебе было особенного, когда тебя нашли, они всеми силами искореняют, похоже на то, что традиционное общество делает с детьми. Когда меня открыли, я имела свежайшее качество и мой собственный стиль; в конце моей карьеры – волосы Барби и стиль конкурса красоты. Затем каждое мое фото было отфотошоплено. Тем временем весь Интернет рассказывал мне какая я уродина. Потом я шла на работу и играла других людей. Тебе нужны все твои ресурсы, чтобы пройти этап самоотрицания и пережить его. Вещи, которые являются ненормальными, становятся нормой и наоборот.

И вот как я потеряла саму себя. Я купила свое первое произведение «важного» искусства на пике моей «славы». Портрет женщины, которая выглядит как призрак, демонстрировал то, как я себя чувствовала в то время. Просто затерялась за дымкой овеществления и непонимания.

Я потеряла себя, совершенно, совершенно потеряла.