О происхождении и смысле слова «бард» в авторской песне

О происхождении и смысле слова «бард» в авторской песне

Так сложилось, что авторов, исполняющих свои песни, в авторской песне стали называть бардами. Явилось это результатом того, что последователи авторской песни, пытаясь осмыслить ее суть, искали исторические аналоги своего движения, в том числе среди средневековых бардов, менестрелей, миннезингеров. Пробовали в среде авторской песни применять и слово «менестрель», но оно не прижилось. Однако проводить аналогию между кельтскими бардами[15] и бардами авторской песни было бы слишком смело и необоснованно. Это станет понятно каждому, кто внимательно ознакомится с литературой о кельтах, где есть изложение вопроса о бардах.

Например, как пишут А. и Б. Рис в своей книге «Наследие кельтов», первоначальное значение слова «бард» было «певец хвалы», то есть певец, воспевающий исторические события, подвиги героев и правителей. Правда, позднее они стали писать и хулительные песни. Что же до бардов авторской песни, они воспевали прежде всего внутренний духовно-нравственный смысл событий, а не их внешнюю достоверность (хотя и это было). И правителей они отнюдь не восхваляли, да и вообще занимались ими мало, за исключением разве что Сталина. Скорее их критике подвергалась сама лицемерная суть тоталитарного режима.

Далее, кельтские барды не имели права слагать высшие песни — этим занимались филиды и друиды. Для бардов существовало несколько разрядов, каждому из которых позволялось пользоваться определенными поэтическими размерами. Своему искусству они учились в специальных школах от 9 до 12 лет.[16]

Нельзя сказать, чтобы в авторской песне барды не имели права сочинять песни на какие-то темы, если только они сами на это осмеливались. Поэтическими же размерами барды авторской песни пользовались любыми по своему усмотрению.

Строгой системы обучения в авторской песне так и не было создано, да к этому и не стремились. Обучение было стихийным и эпизодическим, полностью зависело от личного устремления к самообразованию и самосовершенствованию. Семинары авторской песни никогда не составляли стройной системы обучения и проводились от случая к случаю. Итак, как видим, кельтские барды и барды авторской песни имеют весьма малое сходство.

Если и следует искать происхождение слова «бард» в авторской песне, то скорее в русском его понимании, как трактует современный словарь иностранных слов русского языка: «в торжественном стиле речи — поэт (переносное значение)». Так в ответе декабристов поэту Александру Пушкину:

Но будь спокоен, бард, цепями,

Своей судьбой гордимся мы.

Поэт, то есть познающий высшую правду, красоту, любовь, воплощающий ее в слове и через слово несущий другим, является пророком возвещающим о высшей правде, которую он знает. Так в стихотворении Пушкина «Пророк»:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей!..

Не случайно именно название «поэт» так утверждали по отношению к себе Булат Окуджава и Владимир Высоцкий. Их устремления были высоки.

Назначение поэзии — служить высшему, устремляя человека к изначальной вечной гармонии — звучит и в стихах поэтов серебряного века. Так у Марины Цветаевой:

В черном небе слова начертаны

И ослепли глаза прекрасные…

И не страшно нам ложе смертное,

И не сладко нам ложе страстное.

В поте пишущий, в поте пашущий,

Нам знакомо иное рвение:

Светлый огнь, над кудрями пляшущий —

Дуновение вдохновения!

Вместе с тем в поэзии находит выражение сознание силы, мощи словесной гармонии. Так у Владимира Маяковского в стихотворении «Разговор с фининспектором»:

Поэзия —

     та же добыча радия.

В граммы добыча,

     в год труды.

Изводишь

     единого слова ради

Тысячи тонн

     словесной руды.

Но как

     испепеляюще

          слов этих жжение

Рядом

     с тлением

          слова-сырца.

Эти слова

     приводят в движение

Тысячи лет

     миллионов сердца.

В стихотворении Николая Гумилева «Слово» дано видение мощи гармонической силы слова и неумения большинства людей пользоваться ею.

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо Свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к Луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в тишине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово — это Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Конечно, эта великая сила гармонии слова должна быть познана новыми поэтами и направлена не к злу, а ко благу людей, своего народа, всего человечества.[17]

Итак, из всего вышесказанного: поэт-бард — человек, познающий высшую правду, красоту, любовь и выражающий, несущий их в слове другим.