И стройные сады…

И стройные сады…

Чтобы представить образы прошлого, будь то люди или связанные с ними архитектурные памятники, легче всего довериться документам. Однако в данном случае следует помнить о том, что описания вещей и явлений, знакомых всем и потому не считавшихся чем-то особенным, чаще всего отрывочны, порой не совсем точны и всегда неполны. Более подробную картину ушедшего рисует воображение, а ему помогают догадки, гипотезы и сравнение, благо примеров того, что касается частных парков, в истории Подмосковья немало.

Подле дворца Каприз сохранился настоящий лес

Около 200 лет назад русское дворянство, по замечанию известного в пушкинскую пору поэта и журналиста Александра Воейкова, воспылало «изящной страстью к садам, чертогам и аллеям». Прямым следствием повального и, нужно сказать, весьма похвального увлечения садоводством явились ухоженные окраины столицы. Пока французы не были врагами, владельцы усадеб зачитывались «Сельским жителем» и «Садами» Жака Делиля. Автор этих дидактическо-описательных трудов совмещал в себе поэта, философа, священника, профессора латинской словесности, а также типичного француза, причем все ипостаси отражались в равной мере. Пейзажи у него подавались поэтичным стилем Вергилия, в оправе из античной и новейшей французской философии. В отличие от просвещенных европейцев русские даже в конце XVIII века имели слишком смутное представление о пейзажном искусстве, а Делиль недостающие знания восполнял. Россиянам его труды были знакомы по переводам Воейкова, где картинки идеальной, приукрашенной по-версальски природы дополнялись стихами о подмосковных усадьбах, в частности об Архангельском:

Пример двора священ вельможам-богачам;

Во всех родилась страсть изящная к садам:

В Архангельском сады, чертоги и аллеи,

Как бы творение могущей некой Феи

За диво бы почли и в Англии самой.

В отношении России парковый бум способствовал повышению культуры, и не в отдельно взятой усадьбе, а вообще, пусть не по всей стране, то хотя бы в центральной ее части. Дворцово-парковый комплекс в Архангельском формировался очень долго. Сменявшие друг друга владельцы, художники, землекопы, каменщики строили и перестраивали его долгие годы, если не сказать века, добиваясь не столько совершенства, сколько соответствия той или иной моде, которая в старину, слава Богу, менялась не так быстро, как сейчас. Лишь сегодня, по прошествии многих лет, можно уверенно заявить, что старания не пропали даром. Созданное ими продолжает восхищать, особенно изумляя тем, чего трудно ожидать от коллективного творения – художественной цельностью и единством замысла, совсем уж немыслимым в данной ситуации.

Между тем при ближайшем знакомстве усадьба сама раскрывает свои секреты. По мере погружения в ее мир перестает удивлять наличие в Архангельском, так часто переходившем из рук в руки, причем не всегда родственные, преемственности идей. Дело в том, что все знатные хозяева, словно сговорившись, видели в нем нечто похожее на дорогую игрушку или, как говорили сами, забаву. Имея желание и средства, они вкладывали в усадьбу колоссальные суммы, порой превышавшие их возможности, что, впрочем, относится лишь к Голицыным. У Юсупова денег было много, но и ему для того, чтобы купить и обустроить Архангельское, пришлось пожертвовать одним из петербургских дворцов; князя не смутило даже то, что его дом на Фонтанке строил сам Кваренги. Выручив, благодаря имени великого итальянца, солидную сумму, он передал здание Департаменту путей сообщения, а его содержимое – старинную мебель, картины и «собрание мраморов» – вывез в только что купленную вотчину.

Большой партер в Архангельском – сооружение в крайней степени регулярное – построен по французскому образцу

Взявшись за перестройку поместья, Николай Борисович еще до начала войны воплотил в жизнь нереализованные замыслы прежнего хозяина и создал много нового. О том, что у него получилось, современникам поведал Александр Герцен, посетивший усадьбу по приглашению одного из потомков князя: «Посмотрите, как мил этот маленький кусочек земли от Москвы-реки до дороги. Здесь человек встретился с природой под другими условиями, нежели обыкновенно. Он потребовал от нее одного удовольствия, одной красоты…; он потребовал от нее одной перемены декораций, для того, чтобы придать естественной красоте красоту художественную, очеловечить ее на ее же пространных страницах, словом из леса сделать парк, а из рощицы сад».

В ансамбле Архангельского важную роль играет парк, разбитый князем Голицыным по образцу французских регулярных парков и в следующем столетии уже Юсуповым переделанный в английском пейзажном духе. Интересно, что не замеченные в педантизме французы упорно держались за регулярную – геометрически правильную – планировку парков, когда вся Европа по примеру англичан уже давно перешла к свободным линиям и формам. Принципом построения пейзажного парка стала иррегулярность. Здесь не было ни прямых аллей, ни подстриженного кустарника, ни цветников, ни боскетов (от итал. boschetto – «рощица»), как именовались замкнутые участки с насаждениями той же геометрической формы, как правило, обрамленные живой изгородью. Приверженцы английского парка воспроизводили естественный ландшафт с его свободным, близким к природе расположением посадок, водоемов, дорожек, павильонов и садовой скульптуры.

Г. Робер. Павильон Аполлона и обелиск. Настенное панно из фондов музея-усадьбы «Архангельское»

В Архангельском огромный зеленый массив, не считая отдаленных рощ, занимал свыше 140 000 м2. Центром основной (прилегающей ко дворцу) части парка – геометрически распланированной, то есть регулярной, – являлся Большой партер, по обеим сторонам которого с нестрогой симметрией располагались аллеи. Каждое место их пересечения было отмечено каким-либо садовым элементом: статуей, фонтаном, беседкой. Все новое – юсуповское – полукольцом охватывало и парк, сохранивший свой регулярный вид, и 6 огромных террас, гигантской лестницей спускавшихся от дома до берега Москвы-реки. Опорные стены, необходимые для подобных сооружений, были сложены из белого камня, украшены балюстрадами, мраморными вазами, бюстами и теми же статуями.

Задумывая переделку своих владений, Николай Борисович, хотел видеть у себя подобие царской загородной резиденции, имея в виду прежде всего Царское Село и Павловск. Под влиянием последнего оформлялись отдельные участки (самые большие и удаленные от дома) английского пейзажного парка, здесь все же сменившего парк французский, регулярный, который существовал при Голицыне. По тому же царскому образцу были возведены дворцовые флигели, устроены некоторые парковые затеи, в частности птичий двор, разбиты рощи – Быкова и Прусская – перед Большим домом, а также Князьборисова, названная в честь отца хозяина, Горятинская и Аполлонова, облагородившие пустые участки с западной стороны.

«Увеселительные лесочки служат великим украшением сада и никакой сад не может называться совершенным, если не имеет оного или нескольких. Служат они не к одному только украшению, но и к прохлаждению во время больших солнечных жаров, ибо доставляют тень, когда в жаркие часы дневные другие части сада к прогулке не удобны» (В. А. Левшин. «Садоводство полное», 1808). Скорее всего, в старом Архангельском были и другие искусственные лесочки, но до наших дней сохранились только эти, как и прежде засаженные кустами шиповника и подобранными еще в старину различными породами деревьев: березой, рябиной, черемухой и той же липой.

Сегодня в каждой роще можно заметить следы старых просек и тропинок, ведущих к Горятинским и Воронковским прудам, – расположенные за пределами усадьбы, водоемы тем не менее принадлежали к парку, составляя его пейзажную часть. Каждый гость современной усадьбы может прогуляться в Аполлоновой роще, правда, теперь она мало похожа на ту, которую писал Робер. Нетрудно догадаться, что название ей дала статуя бога солнечного света и покровителя искусств, любимого древними греками и русскими поклонниками классицизма. Несмотря на иное название, эта роща представляет собой точную копию Старой Сильвии в Павловске, во всяком случае и здесь, и там прямые аллеи звездой расходятся от белоснежной статуи Аполлона в центре ярко-зеленого газона.

Усадебный парк начала XIX века не мог обойтись без затей, непременно таких, какие были у государей. Идея устройства частного зверинца к тому времени уже давно не была новинкой. Отличаясь по величине, числу и разнообразию зверей (от мелких рептилий до слонов), они имелись почти у всех европейских монархов. Сначала Юсупов решил ограничиться птицами. К 1818 году пернатые освоились в вольере за одним из боскетов налево от Большого партера – нарядном, огороженном со всех сторон домике с высокой крышей, ярко раскрашенном и причудливо декорированном. Известно, что на птичьем дворе содержали павлинов, фазанов и разных экзотических пташек. Никто не знает, чем эта очаровательная затея помешала хозяину, но вскоре вольер перенесли подальше от дворца, в одну из восточных рощ, где он просуществовал до конца столетия. Возможно, птицы никому и не мешали, просто в рощицу из Царского Села прибыли верблюды и ламы, а князь захотел объединить зверинец с птичником.

Вид с безымянной боковой аллеи парка на главную, Липовую

Для того чтобы не просто осмотреть, а увидеть Архангельское, почувствовать его истинную красоту и осознать, как много вложил в свои владения Николай Борисович, стоит пройти ко дворцу по Липовой аллее, которая в прежние времена именовалась Императорской. Путь не короткий (1,5 км), поэтому раньше гости князя преодолевали его в экипажах. Сегодняшнему посетителю придется шагать пешком, что ему, не такому неженке, как дворянин XIX века, наверняка не покажется утомительным.

В те времена, когда московский тракт лежал немного в стороне от места, где проходит нынешняя магистраль, Липовая аллея была длиннее и являлась началом оси, определявшей построение всего ансамбля. Однако и тогда, и сейчас Архангельское начинается от заставы, миновав которую, можно попасть на главную 600-метровую перспективу и далее следовать ко дворцу, ориентируясь на высокий шпиль бельведера. Дорога, обрамленная старыми деревьями (к липам разные годы присоединялись менее раскидистые ели, березы, сосны), незаметно взбирается на холм, исподволь открывая взгляду дворец и арочные ворота. Сначала путь кажется бесконечным, но примерно с середины своей длины аллея так же медленно начинает спускаться с горы, и уже через несколько минут становятся заметными такие мелкие детали, как узор чугунной решетки ворот. При взгляде отсюда может показаться, что Большой дом стоит посреди леса. Во всяком случае деревья подступают к дворцовым постройкам настолько плотно, что различить, где кончается лес и начинается собственно усадьба, не так просто.

К сожалению, современный зритель дворца с Липовой аллеи увидеть не может. Теперь поле зрения почти до самых ворот ограничено плотной стеной – деревья в парке за 2 столетия сильно разрослись. В старину же, подходя к воротам, главная дорога раздвигалась, образуя широкий полукруг и полностью открывая взору флигели. Их стены вкупе с аркой служили своеобразной декорацией авансцены. В пору больших приемов и праздников на ней проходили пасторальные спектакли – развлекая публику, крепостные девушки и юноши водили хороводы.

Аллея-трельяж

В жаркие дни гости Юсупова проводили время в «беседке, увитой виноградом. Ее называют ловушкою садовника. Посреди оной жертвенник, на котором стоит корзинка с цветами и плодами, которыми прогуливающиеся могут пользоваться всегда, во время и лета, и осени» («Собрание новых мыслей для украшения садов и дач», 1799). С той же целью перед флигелями были построены трельяжные беседки и подобные им увитые зеленью трельяжные аллеи; говорят, что их решетки были покрыты вьющимися розами. Сооруженные из деревянных планок, они не дошли до нашего времени, кроме одной, завершающей боковую аллею слева от Большого дома. Может быть, похожий трельяж находился и с правой стороны, но его следов не сохранилось даже в документах. В отличие от деревянных беседок и трельяжей малые каменные постройки уцелели. Так, осталась невредимой арка-руина у подпорной стены, хотя и ей пришлось испытать многочисленные переделки.

Основательный ремонт всего сооружения по воле князя был устроен в начале 1820-х годов. Тогда работами руководил зодчий Дрегалов, построивший юсуповский театр в Москве и далее много лет работавший в Архангельском. Осуществляя его проект, артель каменщиков Филиппа Павлова «разобрала и вновь склала каменную против дома террасу. Тумбы разобрав, опять поставила на место с добавкой белого камня и лещади (тонкие каменные плиты). Бюсты, вазы и фигуры сняла и после опять поставила». В отчете указано, что, помимо того, строители заново сделали балюстраду, получив практически новую подпорную стену – намного более строгую, с гладкими плоскостями, разделенными рустованными столбами.

«Александр Македонский» – одна из пары герм на верхней террасе

Если смотреть в сторону дворца с подъездной аллеи, то есть издалека, архитектура кажется всего лишь декорацией к спектаклю под названием «Лес». Вблизи ситуация резко меняется и уже зелень выглядит фоном для построек и скульптуры, которой особенно много на двух ближайших к Большому дому террасах.

Верхняя, или малая, терраса, которой начинается регулярный парк, имея длину 75 м, в плане представляет собой квадрат со сторонами, равными ширине дворцового фасада. Центральная дорожка разделяет всю террасу на 2 симметричных прямоугольника. Те, в свою очередь, разбиты надвое боковыми дорожками, в которых легко заметить еще 2 основные линии планировки парка. Здесь главная ось подчеркнута парными статуями «Афина Паллада» и «Александр Македонский». Обе они сделаны в виде герм и, как положено, представляют собой бюсты на опорах-столбиках. Заимствованные из античной скульптуры, гермы были популярны в пору классицизма, когда выполнялись чаще всего из мрамора, а изображали богов и героев. В парке Архангельского их можно встретить повсюду. На верхней террасе, украшая лестницу, гермы отмечают начало («Венера», «Юпитер»), середину («Аполлон», «Юнона») и конец («Диана», «Меркурий») боковых дорожек.

Главную роль в скульптурном собрании верхней террасы играет эффектная композиция «Геркулес и Антей». Помещенная в центр клумбы, она долгое время считалась копией античного оригинала, чему противоречили ее динамичные формы. Напряженные мускулы, лица, искаженные яростью и нечеловеческим усилием, естественные позы – все это напоминало резец Микеланджело. Действительно, после глубокого изучения удалось доказать, что «Геркулеса и Антея», воплотив замысел гениального флорентийца, в 1622 году создал его соотечественник Стефано Мадерна, а уже его, а не безвестного грека, скопировал русский мастер Михаил Иванович Козловский. Изначально «Геркулес и Антей» сражались в цветниках неподалеку от «Ореста и Пилада», впоследствии переименованных в «Менелая с телом Патрокла». В середине XIX века четверку «гладиаторов», как называли их писцы, разлучили, перенеся одну пару в парадный двор, а другую установив посреди верхней террасы.

Весной 1813 года, после ухода французов и усмирения крестьян, осколки разбитой скульптуры пришлось собирать по всему парку: «На большом террасе бюстов белого мрамора разбитых 16, статуев разбито 2, под террасами в падинах (нишах) бюстов лепных алебастровых разбито 26. Между нижних флигелей в цветниках статуев свинцовых вызолоченых 3 унесены вовсе…». Для ремонта садовой скульптуры в Архангельское прибыл московский мраморщик Пенно, который уже давно выполнял заказы князя. Заслугой этого мастера является большая часть скульптуры нижней, или большой, террасы, протянувшейся на 150 м параллельно фасаду дворца и, в отличие от террасы верхней, выходящей далеко за его пределы. От княжеского дома сюда можно спуститься по лестнице, официально относящейся к верхней террасе. Старинная, благородно-красивая, она сочетает в себе простую форму и эффектное оформление мраморными фигурами римлян, римлянок, львов и собак. Классически застывшие каменные лица и морды обращены в сторону Большого партера, поэтому все вместе статуи выглядят так, словно движутся в одном направлении с тем, кто на них внимательно смотрит.

Вид с верхней, каменной, террасы на нижнюю, зеленую

Скульптуру нижней террасы в старину возглавлял «Купидон с гусем» – фонтанная статуя неизвестного итальянского ваятеля XVIII века. Позже ее сменила столь же интересная, но уже опознанная авторская работа «Амур с дельфином» Джиромелло. Две парные скульптуры «Амур, вырезающий лук из палицы Геркулеса» были установлены вместо ваз, посчитавшихся слишком простыми для этого изысканного места. Оба «Амура» были скопированы с произведения французского мастера Эдма Бушардона. Однако один признан шедевром, если так можно сказать о копии, а другой – банальной подделкой, к тому же вылепленной не с оригинала, а с первого «Амура», который некогда украшал цветник перед Капризом.

Когда-то нижняя терраса, несмотря на обилие предметов искусства, являлась местом отдыха. Намного более декоративная, чем верхняя, она была свободна от парадной строгости. Ее не ограничивала рамка высаженных в одну линию деревьев. Вместо каменных плит зеленел газон, журчал фонтан, дамы и кавалеры сидели у воды на скамьях, сделанных из мрамора, наподобие тех, которые Николай Борисович видел в Версале. Прямоугольные участки нижней террасы как-то незаметно переходили в поляны пейзажного парка, а прямые дорожки соседствовали с узкими извилистыми тропами, тянувшимися к боковым фасадам дворца. Скульптура здесь пряталась в зелени, и только беломраморная фигура «Артемиды с ланью», стоящая рядом с могучим торсом «Аполлона Бельведерского», четко выделялась на фоне кустов сирени и подобных ей по высоте крон плакучих берез. Этот уголок усадьбы, несмотря на явную регулярность, был удивительно привлекательным, лиричным и к тому же заключал в себе символику, подготавливая гостя к встрече с Большим партером – не самой обширной, зато самой интересной частью парка.

Являясь важным элементом парковой композиции, он окружен некогда подстриженными деревьями и белоснежными статуями. Лучший вид на него открывается с верхних ступеней лестницы (нижней террасы), откуда это великолепное творение ландшафтного искусства кажется еще просторней, шире и красивее, чем в действительности.

Лестничные марши расходятся от площадки, выложенной серым песчаником, но, дойдя до половины своей высоты, внезапно поворачивают навстречу друг другу и плавно спускаются к земле. Двигаться по ним следует медленно, во-первых, чтобы не оступиться на широких ступенях, а во-вторых, чтобы в подробностях рассмотреть скульптуру, которая сопровождает каждый шаг того, кто спускается в Большой партер.

На широких перилах с каждой стороны лестницы возвышаются женские фигуры, символизирующие части света; ваятель ограничился 4 статуями – «Европа», «Азия», «Африка» и «Америка», – поскольку на тот момент мир еще не знал Антарктиды.

Статуи «Европа» и «Сидящий лев с шаром» на лестнице нижней террасы

У подножия лестницы скрываются гроты, входы в которые, хотя и не ведут в секретные подземелья, для надежности прикрыты решетками. Одна из трех пещер – небольшая, но с правильными греческими пропорциями – уходит в толщу стены, прорезая ее насквозь. Арку, темнеющую на фоне светлой стены, охраняют гермы, а те в свою очередь пользуются защитой пары каменных львов с неожиданно улыбчивыми мордами. В глубине этого грота прячется статуя Венеры Медицейской. Неизвестный русский мастер вылепил ее, вдохновившись прекрасным творением Клеомена, вывезенным из Афин римлянами и позже окольным путем оказавшимся в одном из музеев Флоренции. Центр лестницы, а заодно и всей нижней террасы, отмечают мраморные образы Флоры и Венеры. В обе стороны от богинь тянется, будто стремясь к бесконечности, балюстрада с впечатляющим ансамблем скульптуры – настоящая выставка античного искусства. В 22 парных бюстах балюстрады увековечены греческие мыслители (Демокрит) и герои (Тезей), римские императоры (Октавиан Август) и полководцы (Гай Юлий Цезарь, Гней Помпей). Латинские надписи с их именами имеются на каждом пьедестале, и если прочесть все, то нетрудно заметить, что скульптор, скорее всего по распоряжению князя, заимствовал героев из «Жизни знаменитых мужей» Плутарха.

Грот под охраной герм и львов

Во время беспорядков 1812 года многие бюсты были повреждены, а некоторые уничтожены полностью. После восстановления их в спешке ставили на свободные места, не обращая внимания на то, что портрет не соответствовал надписи. Навести порядок времени не хватило ни у самого Николая Борисовича, ни у его наследников, ни у сотрудников музея советской поры. Только к 1960-м годам после очередной реставрации мраморные мужи наконец-то заняли свои законные места и обрели настоящие имена. Тогда же была проведена инвентаризация всей скульптуры в Архангельском. В итоге опознания и подсчета всей имевшейся в усадьбе пластики – более 200 бюстов, герм, ваз, аллегорических фигур, изображений олимпийских и других древних богов, копий с римских и греческих оригиналов, сфинксов, священных собак и львов – оказалось, что подобной коллекции нет ни в одном имении Подмосковья.

Благодаря великолепию Большого партера Архангельское иногда называют подмосковным Версалем. Даря ощущение широты и простора, он связывает регулярный парк с лесами и заливными лугами на противоположном берегу реки. Восприятию его масштабов помогает та же скульптура: выставленные четкими рядами, чередующиеся в определенном ритме фигуры из мрамора подчеркивают немалую длину (240 м) и ширину (70 м) этого грандиозного сооружения.

Арка-руина у подпорной стены нижней террасы

Большой партер вместе с террасами является великолепным примером высокохудожественной организации пространства. Дерзко зеленеющая плоскость, ступени террас с белыми силуэтами скульптуры и господский дом, взобравшийся на самую высокую точку местности – все это при взгляде издалека выявляет глубину композиции, в то же время позволяя отчетливо видеть основные детали ансамбля, например стоящий на холме дворец в темной раме из деревьев и пейзажный парк с его непохожими друга на друга западным, восточным и южным участками.

Нерегулярный парк выглядит менее ухоженным, зато более живописным, чем регулярный

Большой партер представляет собой единый зеленый газон. Он не пересекается центральной аллеей и вообще не имеет никаких, даже узких, дорожек. В этом зодчий немного отступил от правил, решив отправить зрителя прогуляться в обход по боковым аллеям, чтобы он смог увидеть парк в различных ракурсах. Перспектива партера с южной стороны открывается перед скульптурной композицией «Боргезские бойцы». Недалеко от нее, почти у обрыва, когда-то стояли огромные статуи Геркулеса и Флоры – пары, как известно, классической для искусства начала XIX века. Обе они в разное время были утрачены, но Геркулес в виде небольшой статуи неизвестного итальянского мастера украшает эту часть парка и доныне. Боскеты, разбитые еще в старину по обеим сторонам Большого партера, сегодня заканчиваются широкой дорогой, двумя зданиями санатория, построенными в 1930-х годах на месте оранжерей, и обширной разделяющей их террасой. Бывшие владельцы бывали в южной части парка не так часто, как на дворцовых террасах, стараясь поддерживать царящий «пустынный дух», располагавший к спокойным размышлениям.

Грустный «Геркулес» и поныне украшает южную часть усадьбы

Четко прорисовываясь в пространстве, скульптура Большого партера была прекрасно видна с противоположного берега Москвы-реки. Именно отсюда открывается самый красивый вид на Архангельское. Отсюда его чаще всего писали крепостные живописцы, пытаясь как можно точнее воспроизвести вотчину князя Юсупова на бумаге, холстах и фарфоре. Благодаря живописи современный зритель может представить, как выглядела эта часть парка в прежние времена, пока не были снесены оранжереи, когда в просветах между деревьями виднелись белые фасады Колоннады-усыпальницы и церкви Михаила Архангела.

Регулярная планировка Большого партера плавно переходит в свободные пейзажи западной части парка. Здесь прямые аллеи сменяются узкими кривыми дорожками, на смену газонам, расположенным симметрично или вытянутым в одну линию, приходят очаровательные лужайки. Вместо безликих антиков перед зрителем возникают памятники, посвященные гораздо более земным героям, в частности императрице Екатерине II, чей «храм» замыкает самую широкую и длинную аллею западного парка. Сюда же княгиня Голицына поместила свой Каприз, а князь Юсупов – свой, то есть уникальный театр Гонзага.

Главным украшением восточной части парка служат широкие тенистые аллеи

Аллея с правой стороны Большого партера открывает вход в восточную часть парка, где отсутствие архитектуры восполняет романтика настоящего русского леса. Естественная красота пейзажей в этой стороне усадьбы изредка и ненавязчиво дополняется творениями рук человеческих. Черная бронзовая статуя «Скорбь» – замечательная работа германского скульптора Барта – изображает печального юношу с лавровым венком и потухшим факелом.

После череды зеленых боскетов открывается вид на памятную колонну с орлом. Если идти навстречу ему, то невозможно миновать Розовый фонтан, как в музее-усадьбе именуется круглой формы беседка с куполом и колоннами из красноватого мрамора. Тотчас за ней открывается новая перспектива – аллея с мраморным бюстом и памятником Пушкину, который дважды гостил здесь и, судя по его собственным стихам, любил и саму усадьбу, и ее хозяина.

Беседка «Розовый фонтан»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.