Дворцы и особняки «второго барокко»
Дворцы и особняки «второго барокко»
Особняки, строившиеся в Петербурге в середине XIX века, — отличались очень большим разнообразием размеров, планировок и художественных решений фасадов. Их архитектурная композиция и отделка зависели от социального положения заказчика, его финансовых возможностей, потребностей его семьи и его личных художественных вкусов. Поэтому диапазон архитектурных разновидностей особняков был очень широк: от пышных «палаццо» в центре города до скромных одноэтажных деревянных домиков на его окраинах.
В планировке особняков в середине XIX века широко продолжали использоваться приемы, сложившиеся еще в предшествовавшие десятилетия. В главном лицевом корпусе располагались парадные апартаменты, размещенные традиционной анфиладой: обычно они занимали бельэтаж — второй этаж и выделялись на фасаде увеличенными размерами окон и более нарядной отделкой наличников. Часто в центре бельэтажа делали балкон. Главная лестница вела в дом с улицы, подъезд оформлялся навесом-«зонтиком» на металлических кронштейнах или тонких чугунных колоннах. В глубине участка вдоль его боковых сторон размещались служебные постройки: каретные сараи, конюшни, сараи для хранения дров, над ними нередко надстраивали комнаты для прислуги, кухни и т. д.
Характерным примером богатого аристократического особняка может служить хорошо сохранившийся дворец князей Белосельских-Белозерских на углу набережной Фонтанки и Невского проспекта, созданный архитектором А. И. Штакеншнейдером в 1846–1848 годах. Его фасады оформлены в стиле зрелого русского барокко середины XVIII века — это был один из первых в России и первый в Петербурге пример необарокко. Парадная лестница дворца и большинство гостиных и залов были также оформлены с использованием мотивов русской и западноевропейской архитектуры первой половины и середины XVIII века — барокко и рококо. Дворец Белосельских-Белозерских считался «одним из красивейших частных домов столицы как по внешней, роскошной архитектуре, так и внутреннему великолепию покоев»[196].
Архитектурный облик дворца Белосельских-Белозерских говорит о том, что в качестве его прототипа был избран старинный дворец графа А. С. Строганова на Невском проспекте, возведенный Растрелли в середине XVIII века. Возможно, такое решение было навеяно и тем, что оба здания расположены на сходных угловых участках: одно — на углу Мойки, другое — на углу Фонтанки. Постройка Штакеншнейдера, повторяющая в общих чертах композиционные приемы Растрелли, довольно органично вписалась в панораму Невского проспекта, став в ней важным архитектурным акцентом.
В отделке фасадов Штакеншнейдер использовал богатый художественный арсенал барокко: полукруглые фронтоны, пышные наличники, овальные окна, фигуры атлантов, изогнувшихся, в иллюзорно-напряженном усилии, и т. д. В соответствии с традициями барокко колонны расположились на фасадах в усложненном ритме, которому вторят выступы-раскреповки антаблемента. Яркая, трехцветная раскраска еще более усиливает общий праздничнонарядный, декоративный характер архитектуры. Удачной стилизацией являются и фигуры атлантов, выполненные по моделям Д. И. Иенсена.
Современники считали дворец Белосельских-Белозерских «совершенством в своем роде» и называли Штакеншнейдера «преемником изящного вкуса и искусства графа Растрелли»[197].
Дворец князей Белосельских-Белозерских. Архитектор А. И. Штакеншнейдер, 1846–1848 гг. Фрагмент фасада. Фотография конца XIX в.
И все же, сопоставляя постройку Штакеншнейдера с ее архитектурным прототипом — Строгановским дворцом Растрелли, можно убедиться в том, что при известном внешнем сходстве между ними существует ощутимая разница — и в общей компоновке, и в характере прорисовки деталей. В итоге оказываются различными и эмоциональная окраска, и внутреннее содержание их архитектурнохудожественных образов. И это естественно: каждое из этих зданий — порождение своей эпохи, и это не могло не сказаться в их планировочном и художественно-образном решении. Штакеншнейдер был опытным и тонким стилизатором и хорошо знал творчество Растрелли. Но как бы он ни старался подражать приемам архитектуры «века веселой Елисавет», он оставался представителем культуры своего времени, и это не могло не сказаться на его стилизации «под Растрелли». «Стиль Растрелли» в интерпретации Штакеншнейдера оказывался иным — он превращался в «стиль Штакеншнейдера», в стилизаторское барокко, несущее отпечаток своей эпохи во всем — от построения плана и до деталей оконных наличников[198].
В произведении Штакеншнейдера нет той мажорной динамики, той бурной жизнерадостности, той сочной пластики форм, которые так характерны для творчества Растрелли. Все детали прорисованы суше и графичнее, в их проработке ощущается некоторая дробность и измельченность. Их художественная трактовка отличается от энергичной манеры Растрелли и в то же время очень типична для «второго барокко». Иначе звучат в композиции фасадов ордерные элементы — колонны и пилястры. Количественно их стало больше, чем на фасадах Строгановского дворца, но из-за уменьшения их высоты колонны и пилястры дворца Белосельских-Белозерских оказались в ином масштабном соотношении с общим объемом здания, и эта тенденция к масштабной измельченности ордера тоже очень характерна для периода эклектики.
Но особенно отчетливой разница между этими зданиями становится при сопоставлении их планов. Правда, размещение анфилады парадных комнат вдоль главных фасадов — прием традиционный, но этим, пожалуй, и ограничивается сходство планов двух дворцов. В отличие от геометрически четкого плана Растрелли планировка дворца Белосельских-Белозерских более сложная, и, главное, в ней можно обнаружить целый ряд черт, напоминающих жилые доходные дома тех лет. Внутренний флигель делит пространство участка на два двора: «чистый» и «черный», но даже «чистый» двор невелик. Для удобства внутренних связей Штакеншнейдер применил целую систему коридоров, внутренних лестниц и т. д. Но самое характерное отличие заключается в том, что со стороны двора дворец сделан не двухэтажным, как с улицы, а трехэтажным. Если внутренний двор Строгановского дворца — это типичный парадный двор дома знатного вельможи середины XVIII века, окруженный импозантными фасадами, исполненными в том же стиле, что и уличные фасады, то дворы дворца Белосельских-Белозерских выглядят совершенно иначе.
Они похожи на дворы доходного дома: сложной барочной отделки нет и в помине, стены обработаны очень скромными тягами и наличниками в духе позднего сухого «николаевского» классицизма. Наличие трех этажей со стороны двора повлияло и на пропорции уличных фасадов: из-за этого между их верхними окнами и карнизом оказалась широкая полоса нерасчлененной стены, которая несколько нарушает пропорции фасада. Не вполне согласованным кажется и ритм окон со стороны Невского проспекта: под большими окнами второго этажа размещено то по одному, то по два окна первого этажа. Все эти несогласованности были связаны с тем, что Штакеншнейдер должен был барочный наряд фасадов сочетать с иным характером внутренней планировки, отвечающим потребностям середины XIX века.
В числе наиболее сохранившихся петербургских особняков середины XIX века следует назвать хорошо знакомое ленинградцам здание Центрального лектория на Литейном проспекте, 42, — бывший особняк княгини 3. И. Юсуповой. Он был построен в 1852–1858 годах архитектором Л. Л. Бонштедтом. Немец по национальности, Бонштедт в течение ряда лет работал в России[199]. Особняк Юсуповой, несомненно, одно из наиболее значительных его произведений. В его отделке, особенно в облике главного фасада, отчетливо прослеживается использование западноевропейских стилевых прототипов. В частности, фасад является стилизацией на темы немецкого и австрийского барокко первой половины XVIII века. Он отличается не только обилием, но и некоторой тяжеловесностью деталей. Интересной особенностью здания является то, что его фасад полностью облицован камнем — доставленным из Германии бременским песчаником. Сплошная каменная облицовка фасада — случай довольно редкий в архитектуре Петербурга в середине XIX века: такую дорогую отделку могли себе позволить только наиболее богатые владельцы.
Архитектурные произведения такого рода в те годы казались вершиной вкуса и великолепия. Восторженный отзыв о доме 3. И. Юсуповой опубликовал на страницах петербургского журнала «Архитектурный вестник» его издатель и редактор, архитектор А. Т. Жуковский:
«В С.-Петербурге, с Симеоновского моста на Фонтанке, по направлению к Литейной, представляется глазам зрителя перспектива улицы, которая замыкается роскошно обделанным фасадом; грандиозные формы и пропорции частей и целого, и самые части, или детали постройки в новейшем вкусе старинного стиля… производят на зрителя приятное впечатление, нравятся артисту и профану, мужчине и женщине. Матовый, беловатый цвет здания, игра теней и света в солнечное время и художественное выполнение всех архитектурных подробностей довершает полноту величественной композиции…»
Интерьеры особняка Жуковский оценивал в таких же комплиментарных выражениях:
«Если некоторые детали и не выдержат, может быть, строгой критики, то, с другой точки зрения, вся отделка, вместе взятая, производит эффект великолепный; самые прихотливые фантазии женского вкуса не могут быть выполнены более удачно и более удовлетворительно; самые изысканные условия помещения европейской дамы удовлетворены, как кажется, этой постройкой в совершенстве»[200].
Фасады особняков Белосельских-Белозерских и Юсуповой иллюстрируют разные оттенки того стилизаторского «второго барокко», которое стало одним из самых распространенных «неостилей» в архитектуре дворцов и особняков, строившихся в Петербурге и его окрестностях в середине XIX века. Особенно популярны были стилизации в духе петербургской архитектуры эпохи «веселой Елисавет»-для них источником вдохновения (и заимствования) было творчество Растрелли, Чевакинского и их современников. В числе лучших примеров дворянских особняков с необарочными фасадами следует назвать особняк Е. М. Бутурлиной, построенный архитектором Г. А. Боссе в 1857–1860 годах на Сергиевской улице (ныне улица Чайковского, 10), и особняк И. К. Мясникова, построенный А. П. Гемилианом в 1857–1859 годах на Знаменской улице (ныне улица Восстания, 45).
Увлечение «вторым барокко» сказалось и в том, что при реконструкциях и надстройках зданий, возведенных еще в эпоху классицизма, их фасады обогащались колоннами и лепниной барочного характера. Именно так поступил, например, архитектор А. К. Кольман, проектируя в 1848 году перестройку дома тайного советника, сенатора Митусова на Большой Морской улице[201] (современный адрес этого участка — улица Герцена, 59, но особняк, переделанный в конце 1840-х годов, не сохранился).
Аналогичным образом архитектор Г. М. Барч осуществил в 1859–1860 годах перестройку дома гвардии полковника Трофимова на Дворцовой набережной, 24[202]. Используя стены особняка и сохранив даже его прежний классицистический балкон на каменных кронштейнах, Барч надстроил здание на один этаж и оформил его фасад в стиле позднего барокко. Нарядный облик «? la Растрелли» выделил перестроенный особняк Трофимова среди классицистических фасадов соседних зданий. Позднее, в 1901 году, по распоряжению нового владельца архитектор А. А. Смирнов переделал здание в доходный дом, надстроив его еще одним этажом, но при этом сохранил характер прежней необарочной отделки фасада.
Особняк И. К. Мясникова. Архитектор А. П. Гемилиан, 1857–1859 гг. Фотография автора.
В некоторых случаях обращение к «второму барокко» диктовалось стремлением к созданию ансамблевой композиции. Ансамбль усадьбы графов Шереметевых (набережная Фонтанки, 34), так называемый Фонтанный дом, построенный в середине XVIII века С, И. Чевакинским при участии Ф. С. Аргунова, был дополнен оградой парадного двора-курдонера (архитектор И. Д. Корсини, 1837–1840 гг.) и одноэтажным флигелем с воротами (архитектор Н. Л. Бенуа, 1867 г.), выполненными в стилистике барокко. Поиск ансамблевого решения определил выбор «второго барокко» для фасадов Фрейлинских корпусов, построенных архитектором Н. Л. Бенуа в 1853–1858 годах в Петергофе, рядом с Большим дворцом, возведенным Растрелли в середине XVIII века.
Дом сенатора Митусова.
Фасад до перестройки и проект перестройки (внизу). Архитектор А. К. Кольман, 1848 г. ЦГИАЛ. Публикуется впервые.
Дом гвардии полковника Трофимова.
Фасад до перестройки и проект перестройки (внизу). Архитектор Г. М. Барч, 1859 г. ЦГИАЛ. Публикуется впервые.
К середине XIX века в Петербурге стало появляться все больше новых особняков, принадлежавших разбогатевшим коммерсантам, купцам, фабрикантам. И в облике фасадов своих особняков, и в их внутренней отделке петербургские нувориши стремились подражать аристократии. Появляющиеся в отделке аристократических дворцов разнообразные «неостили»: «второе барокко», неоренессанс и т. д. — стали применяться и в архитектуре особняков, принадлежавших представителям «третьего сословия». Один из наиболее наглядных примеров, иллюстрирующих этот процесс, — стоящий на набережной Обводного канала, 155, особняк Тимофея Дылева, привлекающий внимание своим нарядным необарочным фасадом. Тимофей Дылев — выходец из крестьян, ставший крупным мастером лепного и штукатурного дела. Возглавляемая им, а затем его сыном Петром артель в середине XIX века исполнила отделку многих особняков и дворцов, в том числе и членов царской семьи. Особняк Дылева был построен по проекту, разработанному в 1849 году И. А. Монигетти — молодым архитектором, тогда только начинавшим свою строительную деятельность, а впоследствии ставшим одним из ведущих мастеров русской архитектуры третьей четверти XIX века[203].
Мотивы «второго барокко» в середине XIX века стали довольно часто использоваться и в архитектурных решениях и отделке богатых вилл и дач в окрестностях Петербурга. Исключительной пышностью фасадов отличается вилла княгини 3. И. Юсуповой в Царском Селе (ныне город Пушкин, улица Маяковского, 10), сооруженная архитектором И. А. Монигетти в 1856 году[204].
Одной из самых блистательных стилизаций «под Растрелли», выполненных в России в середине XIX века, несомненно, является дворец великого князя Николая Николаевича в Знаменке — загородной усадьбе, расположенной на Старой Петергофской дороге, неподалеку от Петергофа. Вся местность вдоль южного берега Финского залива между Стрельной и Петергофом, по замыслу Петра I, была предназначена для загородных усадеб аристократии. Участок к востоку от Петергофа, получивший название Знаменской мызы, в середине XVIII века принадлежал графу К. Разумовскому. Построенный для него небольшой дворец затем перешел к другим владельцам и многократно переделывался и расширялся. В 1835–1849 годах Знаменский дворец, принадлежавший тогда императрице, был перестроен А. И. Штакеншнейдером в неоготическом стиле.
В 1856 году Знаменка перешла во владение великого князя Николая Николаевича (сына Николая I), и в течение четырех лет дворец был снова переделан и расширен архитектором Г. А. Боссе, при этом его фасады получили иное стилевое решение — в духе «растреллиевского» барокко.
Знаменский дворец представляет собой очень длинное здание, вытянутое вдоль верхней бровки приморского склона. Его композиция строго симметрична, центр выделен увеличенной высотой и одинаковыми выдвинутыми вперед объемами, фланкирующими центральный ризалит. Мощная горизонталь дворца, масштабно соизмеримая с прославленными творениями Растрелли — дворцами в Петергофе и в Царском Селе, производит очень сильное впечатление. Умело найденные пропорции и ритм архитектурных членений делают композицию здания цельной и собранной, несмотря на его большую протяженность. Высокое профессиональное мастерство и самого архитектора, и исполнителей его проектного замысла сказалось в точно найденной «мере» декора, в изяществе тонко исполненных лепных деталей. В архитектурном облике Знаменского дворца стилизация под барокко проведена очень последовательно — и в общей композиции плана здания, вытянутого в длинную горизонталь с почти растреллиевским размахом, и в масштабном, ритмическом и пропорциональном построении фасадов, и в рисунке лепнины. Дворец в Знаменке стал своего рода апофеозом необарокко, вдохновляемого «стилем Растрелли».
Дом Т. Дылева. Архитектор И. А. Монигетти, конец 1840 — начало 1850-х гг. Фотография автора.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.