Когда боги ужаснулись…
Когда боги ужаснулись…
В античной мифологии они не главные, в олимпийскую дюжину не входят, однако пользы от них предостаточно.
Вертумн (Vertumnus, от лат. vertere — превращать) — древнеиталийский бог времен года и их различных даров, потому он изображался в разных видах, преимущественно в виде садовника с садовым ножом и плодами. Ему ежегодно приносились жертвы 13 августа (вертумналии). Вертумн был латинским и в то же время общеиталийским богом, родственным Церере и Помоне, богиням хлебных растений и фруктов.
Помона (Pomona от пат. древесный плод) — римская богиня древесных плодов, супруга Вертумна. У Овидия встречаем миф о том, как Вертумн добился взаимности Помоны, остававшейся холодной ко всем лесным ухажерам. Вертумн прибегал сначала к разного рода превращениям, до старухи включительно, но победил Помону, только явившись в своем настоящем образе — светлого, как Солнце, юноши.
К этому следует добавить, что по имени этой богини названа целая наука помология — наука о яблоках, ее родоначальником был русский гений А. Т. Болотов. А нам-то эти боги зачем?
* * *
Дворцовая наб., 34, здание Малого Эрмитажа (1784–1775 гг., арх. Ж.-Б. Валлен-Депамот).
Во-первых, все мужские маскароны либо возникающие из растительного декора, либо превращающиеся в растительный орнамент, скорее всего, маскароны Вертумна, а женские — Помоны (хотя иногда может быть и Дафна, и другие нимфы).
Во-вторых, дом, ставший свидетелем трагических событий, о коих поведем рассказ, украшен, тут уж без сомнения, выразительными и многозначными маскаронами Вертумна, Помоны (Гермеса и др.), а в декоре наполнен всеми плодами земными.
Это здание, построенное по проекту Л. Н., А. Н., Ю. Ю. Бенуа и А. И. Гунста и принадлежавшее Первому Российскому страховому обществу, являлось одним из самых крупных и роскошных доходных домов Петербурга. В доме проживали представители столичной аристократии, высокопоставленные чиновники, коммерсанты, писатели. После Октября 1917-го дом национализировали и квартиры в нем стали предоставляться партийно-советским руководителям Петрограда — Ленинграда. К тому времени уже сложилась новая партийная элита и соответствующая номенклатурная практика. Руководителю высокого уровня по должности полагалась квартира, и она была предоставлена С. М. Кирову — в доме № 26–28 по Каменноостровскому проспекту.
Каменноостровский пр., 26–28
Здесь и до С. М. Кирова жили многие советские и партийные руководители, в том числе Зиновьев. Предоставленная Кирову пятикомнатная квартира площадью 200 кв. метров была хорошо обставлена, пригодилось и реквизированное ранее имущество: посуда, мебель и т. д. Киров с женой приехали налегке, буквально с двумя подушками и одеялами!
Сергей Миронович Киров — давно стал частью петербургско-ленинградского мифа советских времен. Его представляют в качестве некоего антипода Сталина, «любимого всей партией и всем рабочим классом СССР, кристально чистого и непоколебимо стойкого партийца, большевика-ленинца, отдавшего всю свою яркую славную жизнь делу рабочего класса, делу коммунизма», дескать, Киров мог стать «демократической» альтернативой Сталину, за что и поплатился. Убийство в Смольном Сергея Кирова, первого секретаря Ленинградского губкома (обкома) партии и секретаря Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), 1 декабря 1934 года было использовано Сталиным для развязывания массовых репрессий.
Каменноостровский пр., 26–28
А при чем тут маскароны с фасадов? Да вот они словно предсказывают судьбу своего знаменитого жильца. Сначала гедонизм и жизнелюбие (о разгульной жизни С. М. Кирова шептались в ленинградских коммуналках) — веселый и даже пьяные маскароны, и вдруг эти радостные маски искажаются ужасом, кричат, словно увидели что-то ужасное!
Не может быть, чтобы архитекторы и скульпторы все это, так сказать, прозревали! Конечно нет! Если поверить в промыслительность маскаронов — страшно будет на улицу выходить! А вдруг они вас, к примеру, сглазят! Это при нынешнем то неоязычестве, захлестывающим страну каким-то первобытным мракобесием! Нет, конечно, никакой мистики! И ни о чем подобном строители дома не подозревали, и в кошмарных снах им такое не грезилось.
Каменноостровский пр., 26–28
Но ведь мы живем много позже, их будущее — наше прошлое. А как мы говорили в начале книги, послание состоит не только из того, что закодировал отправитель, но и то, что раскодировал получатель! Понятное дело, что прочитываем в образах прошлого то, чего автор и не писал и даже вовсе не знал. Откуда взялось? Время дописало!
— Это вы все сами выдумали!
— Безусловно! Но, как говорил герою рассказа А. П. Чехова «Черный монах» призрак, когда тот тоже утверждал, что его нет и быть не может в природе! Что призрак существует только в его (героя) сознании.
— Твое сознание — часть природы, стало быть и я часть природы, как часть твоего сознания!
А самое главное: наш разговор и эта книга ни в самой отдаленной мере не претендуют на научность! Мы гуляем по городу, наслаждаемся его красотой и ведем ни к чему не обязывающие разговоры. Надеюсь, интересные или хотя бы занимательные.
Если мы вспоминаем создателей памятников или тех, кто жил прежде нас, — они живы, (хотя бы в нашей памяти), а маскароны и вся декоративная скульптура, о которой мы ведем беседу, сильно воспоминаниям способствуют. Эта книга — приглашение к путешествию, разумеется «пешим способом хождения». В некотором роде, подсказка — как размышлять и как изучать все то богатство, в частности архитектуры и скульптуры, которое досталось нам в наследство, без всякой нашей к тому заслуги и усилия, чтобы хоть в малой степени понять, что же нам досталось! Зачем? Это же не всегда наслаждение, это — работа, а там, глядишь, и сопереживание, сострадание. Еще крик поднимем, еще защищать кинемся! То есть всегда — волнение, хлопотно, и порой даже опасно! Дуракам и неучам оно, конечно, спокойнее, но уж больно скучно, И после них потомкам остаются не памятники и легенды, а кирпичи, известковая пыль и горькое ощущение, что вот, мол, было что-то, а теперь и вспомнить нечего. Вроде бы и не имел ничего, а вот обокрали,
Данный текст является ознакомительным фрагментом.