Время золотого брегета

Время золотого брегета

С подачи драматурга А.Н. Островского российское купечество воспринимается ныне «представителями темного царства», эдакими безжалостными авантюристами. Жизнь этого героя действительно авантюра — местами смешная, местами грешная. Но как без грехов прожить-то?..

Отец и сын лаялись не хуже собак прямо в комнате полицейского пристава. «Я тебя кормил-поил! — кричал отец. — А ты уйти задумал! Наш Осташков — городишко крохотный. А ты на столичный Питербурх замахнулся!» Сын вопил не сдаваясь: «Я уж три года сам кормлюся — мясо с лотка продаю. По-своему жить хочу!» Отец воззвал к приставу: «Не давайте ему прогонной бумаги, ваше благородие! Пропадет в Питербурхе мой Савка, собачий сын!»

Пристав обмакнул перо и вывел: «Выдана сия бумага Савве… — подумал и дописал: — Собакину». Отец всплеснул руками: «Какой он Собакин?! Я крещен Яковом, значит, сын мой — Яковлев!» Пристав оторвался от бумаги и вперил в старика тяжелый взгляд: «Сам сказал — собачий сын. Я только покрасивше записал, переписывать не стану. А в столицу ехать он волен. По новому указу императрицы Елизаветы Петровны нельзя чинить запретов торговым людям. Лучше дай ему родительское благословение».

Яков охнул и неуклюже перекрестил сына: «Бог с тобой, Савка! Не пропади только в столице!» Савка облобызал родителя и, схватив бумагу, выбежал во двор. Пристав поднялся: «И ты иди домой, Яков!» Но тот вдруг беспомощно всхлипнул, ощупывая пояс: «Савка, собачий сын! Полтину у меня стянул!..» Тут пристав и расхохотался: «Ну, точно не пропадет твой Собакин!»

М.Н. Колокольников. Портрет Саввы Яковлевича Яковлева (Собакина)

В далеком городе-столице Санкт-Петербурге императрица Елизавета Петровна пребывала не в духе. Выкушала всего пару чашек чаю на балконе, завешанном расшитым тюлем — и от солнышка, и от чужого глаза. Третью чашку и в ручку не взяла. А все оттого, что вечор слушала новых певчих, привезенных с Малороссии, да всех забраковала. А уж так хотелось новый голос услышать — любит государыня певческое искусство.

«Све-жа-я те-ля-тин-ка-а-а!» — донеслось вдруг с улицы. Елизавета вскочила, опрокинув стол. Напев-то какой — свежий, сладенький. А на улице опять: «Све-жа-я те-ля-тин-ка!» Государыня обернулась к придворным: «Привести певуна!»

И вот он стоит пред очами императорскими — высок, строен, молод. В сильных руках — лоток, полный свежего парного мяса.

«А ну, спой еще!» От приказа императрицы Савка соловьем залился. Елизавета сама ему подпела. «Сколь хорош голос! — молвила. — Пусть гофмаршал возьмет певуна в поставщики припасов для моей кухни. А ты, певун, станешь каждое утро у меня под балконом свою телятинку расхваливать!»

И вот уж через месяц стал Савка Саввой Яковлевичем. Телятинку теперь не на лотке приносил — возом возил на царскую кухню. Важные вельможи, желая угодить государыне, ему заказы делали. Денежки в карман рекой потекли. К 1760 году записался Савва Собакин в почетное купечество, а потом заплатил «комиссию в казну» да и взял на откуп таможню в Риге. На том и свой первый миллион сколотил.

Перенявший трон своей тетушки Елизаветы император Петр III пожаловал Савву Собакина грамотой на потомственное дворянство, да вот незадача — неожиданно Богу душу отдал. На троне воцарилась всемилостивейшая Екатерина II. Пришлось и к ней подход искать. Подоспел случай — маскарад во дворце. Надел Савка шелковую рубаху, взял свой старый лоток, положил на него золотую брошь в виде прелестной коровки. Улучил момент, подошел к Екатерине, разодетой в костюм богини справедливости, да и затянул свою песню: «Свежая телятинка!» Екатерина взглянула — красавец статный, очи блещут — да и прошептала: «Охочь до свеженького?» — «С превеликим нетерпением!» — ответствовал Савка. «Вот и яви оное!» — разрешила императрица и потянула красавца в боковой будуар.

Через час, оправив юбки, богиня справедливости кликнула обер-секретаря: «Отблагодари моего вернейшего подданного Савву за особые заслуги!» Так Савва Собакин получил бумаги на петербургский питейный откуп.

В 1774 году в честь Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией повелела государыня во всех петербургских кабаках три дня водку раздавать бесплатно. «А ты, Собакин, мне потом счет представь! — сказала. — Казна выплатит!»

Савва и представил, даже количество бочек выпитых указал. Да, как на грех, счет ко всесильному Бецкому попал, а тот — старик ученый да въедливый. Снарядил следственную комиссию. Та в тупик встала — на всех столичных складах не найдешь столько бочек, что написал Савва.

Притащили горе-откупщика к Екатерине. Та руками всплеснула: «Конечно, я знаю: в этой дикой стране все воруют! Но чтоб попасться так глупо?! Неужто нельзя было заранее бочки счесть?» Савка пал в ноги: «Прости, матушка! Приказчик счета пишет, небось напутал. А я неграмотный, цифири не понимаю!» Да как ткнется Екатерине в необъятные юбки. Ну та и сомлела. «Отправляйся на полгодика от греха подальше в Москву! — говорит. — Там отсидишься. А чтоб позору не было, именуйся отныне по отечеству — Яковлевым».

В Москве у Савки как раз дальний родственник помер. Ну он и объявил: преставился купец Савва Собакин, а все его наследство на потомственного дворянина Савву Яковлева переписано. Покойника, как положено, нарядили в лучшие одежды, «наследник» даже положил ему в карман часы дорогущие — золотой заморский брегет. Пускай все видят щедроты наследнические. В церкви на отпевании Яковлев у гроба замешкался. Церковный староста подбежал — может, чем помочь — да и ахнул: потомственный дворянин в карман золотые часы засовывает. Не стерпело, видать, сердце — стащил-украл Савва сам у себя брегет. Да только часы, видно, обиделись и ходить перестали.

Впрочем, и Савва не задержался в Москве, ведь главные денежки-то всегда в столице трутся. Так что Яковлев вернулся в Петербург, поступил под крыло самого светлейшего князя Потемкина — начал поставлять мясо в армию. И вот светлейший князь уже вертит в руке счет на оплату поставок мясной провизии, представленный «почетным поставщиком ея императорского двора Саввой Яковлевичем Яковлевым». Счет громаднейший — 500 тысяч рублей. Сам Яковлев переминается с ноги на ногу перед столом светлейшего, опасаясь, подпишет тот или нет.

Светлейший, однако, не спешил, видно, прикидывал что-то. Савве знак рукой подал — мол, сядь, дело не быстрое. Тот сел, да все крутился на стуле. Наконец Потемкин удовлетворенно причмокнул — видно, решил дело — и поднял на подателя хитрые глаза: «А ведь у тебя тут приписочка тысяч на двести». Савва задрожал: «Всего на сто, благодетель. Не больно и много. А жить-то надо…» Светлейший фыркнул: «Оно конечно. Ладно уж, включу твои пятьсот тысяч в свою ведомость на оплату из казны».

Податель вскочил, бухнулся в ноги Светлейшего, да тут из рукава его на пол со звоном золотая монета в 10 рублей и вывалилась. Потемкин и сам вскочил: «Что же это?! Монета эта у меня на столе лежала! Как ты посмел взять?!» Савва снова — бултых в ноги: «Прости, светлейший! Не удержался. А все глаза проклятые завидущие, руки — загребущие! Да мне и матушка государыня не раз выговаривала: убери свои руки подальше!..»

У Потемкина кровь в голову ударила, лицо красными пятнами пошло. Но упоминание имени императрицы вмиг освежило. Он, Потемкин, сейчас хоть и всесильный фаворит, да ссориться с другими, что в фаворе, не стоит. Кто знает наперед, как дальше-то повернется?.. Только и крикнул: «Пошел вон!»

Савву из покоев как ветром сдуло. А светлейший за голову схватился. Как же это возможно?! Ведь этот Яковлев из казны миллионы заполучил. Кажется, можно бы и самому для Отечества порадеть — ан нет! Словом, сколь ни возвышай Савку, он Савкой и останется.

Потемкин вздохнул, подписал счетец поставщика, потом крякнул и приписал к числу 500 единичку в начале. Получилось полтора миллиона. В конце концов, надо же и светлейшему на что-то жить.

На рождественской неделе 1784 года почетный дворянин Яковлев устроил грандиозный бал. Одежду из Парижа выписал, чтоб не ударить в грязь лицом. Вместо пуговиц да пряжек повелел пришить самолучшие самоцветы, найденные в его уральских владениях. На балу и сам блистал: вспоминая молодость, пел про телятинку, сыпал анекдотами. И не заметил, как из кармана его выпал давний золотой брегет.

«Сколько времен вышло?» — шутливо поинтересовался кто-то из гостей. Савва ухмыльнулся: «Не ходят они уж, почитай, годков десять!» Гость удивился: «Да ведь ровно полночь показывают!»

Савва воззрился на часы — те и вправду пошли. «Кажись, они моему времени отсчет начали!» — пронеслось в голове. И точно — через несколько месяцев разбил Савву апоплексический удар. Когда весть дошла до дворца, Екатерина послала к Яковлеву своих лучших докторов. Но и те не спасли больного. Узнав о том, императрица усмехнулась: «Видать, протухла телятинка! Опять Савка стал нищим — миллионы-то на тот свет не унесешь!»

Оно, конечно, так. Да только вместо одного миллионера Яковлева обнаружилось четыре — сыновья покойного. И все тоже понесли свои счета на оплату в казну. А потом и их дети обнаружились. А потом и внуки. Вот она — загадка российская: и как только казна не кончается?..

P. S. Впрочем, в начале ХХ века историки сумели-таки взглянуть на одиозную фигуру купца Яковлева по-новому — в свете открывшихся фактов. Оказалось, жизнь-то его полна была благороднейших поступков и свершений. Был он одним из первых деятельных промышленников, как отметили в книгах по истории купечества, «талантливым организатором российской промышленности, наладившим производство на целом ряде фабрик и заводов», в том числе горнорудных заводах Урала и Ярославской Большой мануфактуре. Славился он и крупной благотворительностью. Строил церкви, щедрой рукой давал деньги на школы, больницы, дома призрения для стариков и инвалидов. Словом, Яковлев-Собакин вполне заслуженно может быть признан одним из основателей промышленности России.