Создание Гиганта

Создание Гиганта

Господи! Что же это значит?! Только вчера цех шерстянщиков, по чьему заказу он изваял «Давида», бурно выражал восторг при виде большой мраморной скульптуры, сразу же названной Гигантом. Тут же стояли члены городского правительства — Синьории — и тоже восторженно цокали языком. Словом, заказчикам и властям Гигант понравился. Правда, возникли споры, где поставить такую огромную статую. И тогда мудрый Пьетро Содерини, занимавший высший во Флоренции пост гонфалоньера, предложил: «Давида следует поставить на площади перед дворцом, где заседает Синьория». — «Но там сейчас статуя Юдифи Донателло! — раздался голос одного из ремесленников. — Ее поставили девять лет назад в знак освобождения города от власти жадных Медичи!»

Микеланджело Буонарроти. Давид

«Это было глупое решение! — отрубил гонфалоньер. — Не к добру, когда в самом сердце города стоит изваяние женщины, которая убила мужчину. Даже если это — создание великого Донателло. И те, кто прежде был против того, чтобы эту бронзовую скульптуру водрузили на нашей главной площади, оказались правы. Вспомните, в тот год в город вошла чума, потом были страшные пожары и военные неудачи. Словом, Юдифь не стала защитницей Флоренции, как статуя Марса, которая столетиями хранила город от внешних и внутренних напастей».

«Да уж, — вздохнул глава цеха шерстянщиков. — Хоть она и была языческой, не надо было нашим предкам ее убирать. Потому что сразу начались войны между знатными фамилиями, вражеские нашествия, страшные эпидемии. И сколько потом памятников на этом месте ни ставили — все не к добру. Может, потому, что темные все они — из бронзы отлитые. Вот и теперь думали: после изгнания Медичи жить станет легче. Ан нет! Дела идут все хуже и хуже. А тут еще этот проклятый Савонарола со своими ханжескими проповедями: богатство неугодно Богу, красота — приманка дьявола, все ценные вещи надо сжечь. Это ж сколько товару уничтожили. От имени цеха, который платит городу самые большие налоги, я говорю — хватит! Мы хотим покоя и процветания Флоренции и потому дарим ей защитника. Такого, как в старые времена — мраморного. Но уже не языческого, а библейского. И желаем, чтобы статуя Давида-Гиганта стояла на площади Синьории!»

Все согласно загудели, но Микеланджело сумел-таки расслышать в общем гуле чей-то гневный голос: «Да чтоб он раскололся, проклятый мраморный болван!»

Чей голос, скульптор не разобрал. Но может, именно этот человек написал угрожающую записку?

Микеланджело вздрогнул. Чего же он застыл, вспоминая? Надо бежать к «Давиду»! Грозивший же ясно написал, что изувечит и скульптора, и статую. Ну, со скульптором, пожалуй, будет трудновато. Микеланджело одним ударом быка может убить, недаром же он работает с камнем. А вот бедный «Давид»!.. Он, конечно, гигантского роста, и на него пошло три тонны чистейшего каррарского мрамора, но ведь его легко сломать. Надо только знать, куда ударить.

Торопясь, Микеланджело шел по темным улочкам Флоренции. В голове прокручивались слабые места Гиганта — рука с камнем, который Давид задумал метнуть в Голиафа, нога, на которую юноша опирался. За годы работы скульптор изучил каждую точку мрамора, из которого создал «Давида». Чистейшую белую глыбу выбрал по собственному разумению — ту самую, что вот уже полвека провалялась никому не нужной, после того как какой-то горе-ваятель испортил ее, оставив прямо посередине большую выемку, которая дала трещину. Друзья отговаривали Микеланджело, но он уперся: «Эта пятиметровая трехтонная громадина ждала именно меня! Если чуть наклонить глыбу, повернуть на 20 градусов, то ни выемка, ни трещина не помешают».

Три года он работал как проклятый, спал по несколько часов в сутки, часто забывал о еде. Ходил весь в щебенке и крошке. Разбил в кровь колени, загноил заусенцы, мраморной пылью испортил себе глаза и легкие. Зато создал-таки своего четырехметрового «Давида». Никто в мире еще не ваял такого Гиганта! Для его перевозки пришлось построить огромнейшую деревянную клеть. Архитекторы братья Сангалло сообразили, как специальными узлами укрепить в ней «Давида», чтобы он ехал в подвешенном состоянии и не ударялся при этом о клеть. Саморучно оплетая статую десятком канатов, Микеланджело уговаривал «Давида» потерпеть. Да и как не уговаривать — Гигант казался живым. Сквозь молочный мрамор на его напрягшейся шее словно проступили вены, вздувались жилы на руках, глаза смотрели совершенно осмысленно. У Микеланджело даже руки затряслись — тяжело отдавать свое создание в люди…

На перевозку «Давида» народу набежало с полгорода. Все глазели, кричали. У Микеланджело зарябило в глазах. Хорошо, что подоспел друг — шумный и задиристый архитектор Симоне Кронака. Он-то и стал руководить передвижением «Давида». Клеть опустили на деревянные катки. Как только она немного продвигалась и задний каток освобождался, один из рабочих выхватывал его и, забегая вперед, снова подсовывал под клеть. Но дело оказалось не из легких. За весь день «Давид» продвинулся всего-то на полквартала, еле добравшись до Виа Проконсула. И каждый раз, когда впереди под клеть просовывался каток, Гигант вздрагивал, словно предчувствовал что-то. А народ вокруг кричал и тыкал пальцами. Наверное, там был и тот, кто написал эту записку с угрозами…

Микеланджело выбежал на Виа Проконсула. Хвала Мадонне, его громадное детище было тут — живое и невредимое. В лунном свете белый мрамор отсвечивал каким-то неземным сиянием. Микеланджело неловко погладил его заскорузлыми пальцами. Все хорошо. Ночь тиха и прохладна.

Скинув плащ на землю, скульптор устроился рядом с клетью. Он будет сторожить. Но сон, подкравшись, сулил блаженство. Микеланджело снились времена его юности: знаменитые сады Медичи, в которых он впервые оказался почти два десятилетия назад, дабы посетить одну из мастерских, которые там для живописцев и скульпторов устроил тогдашний правитель Флоренции Лоренцо Медичи Великолепный. Именно там еще 12-летним подростком Микеланджело впервые увидел мраморные фигуры и понял, что нет в мире ничего прекраснее, чем создавать белоснежную скульптуру! Отсекать все ненужное и раскрывать душу камня. Освобождать из холодного мрамора почти живые тела. Чувствовать силу и мощь своей руки и передавать эту силу своим созданиям. Да за то, чтобы стать скульптором, он был готов отдать жизнь! Но отец Микеланджело, городской советник Лодовико Буонарроти, прослышав о таком увлечении сына, запретил ему и думать о скульптуре: никогда еще члены его почтенного рода не опускались так низко. Ведь резать камни — это же занятие для грязных крестьян! И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы на любознательного подростка не обратил внимание сам Лоренцо Медичи, главный покровитель флорентийских художников и поэтов, который даже согласился заплатить папаше Буонарроти кругленькую сумму за то, чтобы тот позволил своему сыну учиться ваянию. Лоренцо обладал поразительной способностью — он безошибочно определял талантливых людей.

Не прогадал он и на этот раз. В результате Флоренция получила большого мастера, который к тому же успел получить признание в самом Риме, изваяв для базилики Святого Петра знаменитую скульптурную группу «Пьета». Хотя он еще молод: в нынешнем, 1504 году ему, Микеланджело Буонарроти, исполнится всего лишь 29 лет. К тому же со времен юности в его жизни мало что изменилось: он, как и прежде, живет только ради своей скульптуры. Даже семью завести не удосужился. Впрочем, его творения для него все равно что дети. А гигант «Давид» — его лучшее и любимое создание.

Шум голосов и топот ног разбудили скульптора. Гоня остатки сна, он затряс головой. И в это время в боковую стенку клети врезался первый камень. За ним другой, третий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.