3 Божанси
3
Божанси
…Облокотившись на подоконник моего гостиничного номера, я, как Бог Отец, свысока и издалека взираю на мир и сужу его.
Вижу, как проезжает двуколка, запряженная осликом. В двуколке целое семейство: мать, еще молодая, девочки, мальчики и стареющий отец – святой Иосиф… На всех нарядные платья, и я любуюсь их элегантностью. Поскольку все эти наряды – и маленькой семьи, и людей, идущих мимо двуколки, – кажутся мне элегантными. В большинстве своем это блузы, чьи складки говорят о теле и ремесле тех, кто их носит.
Какие мягкие серые тона окутывают весь этот городок – деревья и дома, одежду, гармоничные движения людей, животных! – Проходят торжествующие девушки, гордость земли и расы…
Я отправляю свою грозную должность судии благожелательно; пропускаю всех направо как праведных. Вот люди, которые и не догадываются о своем счастье… Но разве они и в самом деле несчастливы без моего участия? Они безмятежны, и их жизнь течет почти в тишине. Они как эта весна, такая бледная, еще совсем близкая к зиме, с затаенным солнцем и теплом.
Этот народ очень кроток, совершенно чужд суровой эпохе, когда родился его романский собор. Однако толпа, отлученная от Церкви фармацевтами и учеными, все же сохранила вкус к камню. Как раз в церковь и направляется скромная семья в двуколке: входя, она с уважением оценит потрясающую перспективу и угадает за ней небо.
Это не мешает женщине видеть в своем муже повелителя, бога. Что касается детей, из которых вырастут маленькие мастеровые, то они смотрят во все глаза, напрягают весь свой умишко: они понимают! Они без труда усваивают из этой тайны то, что им предназначено, потому что просты душой. Ибо церковь есть произведение искусства, производное от природы и потому доступное умам простым и искренним… Тем не менее старый святой Иосиф, отец, ушел в кабачок. Он там разглагольствует – я только его и слышу, – болтает всякие пустяки, важно восседая, гордый своими старшими дочерьми… Скоро дети и жена присоединятся к нему. Чувствуется, как воссоединившаяся семья вся трепещет от наивной гордости и радости.
Это Пасха.
Маленькая француженка, увиденная в церкви.
Цветущий ландыш на новеньком платье… Чувственность еще чужда этим отроческим линиям. Какая скромная грация! Если бы эта юная девушка умела смотреть и видеть, она узнала бы свой портрет на всех порталах наших готических церквей, поскольку сама – воплощение нашего стиля, нашего искусства, нашей Франции.
Стоя позади нее, я видел только общий очерк фигуры и розовую бархатистость ее щеки – щеки женщины-ребенка. Но вот она поднимает голову от своего молитвенника, поворачивается на миг, и появляется профиль юного ангела. Это девушка из французской провинции во всем своем очаровании: простота, порядочность, нежность, понятливость и то улыбчивое спокойствие подлинной невинности, которое передается словно нежное поветрие, наполняя миром самые смятенные сердца.
Скромность и мера – главные качества француженок. У наших девушек (вдали от Парижа) эти два слова ясно запечатлены на челе, и духу современности чудом еще не удалось их стереть. Как раз на берегах Луары часто встречается самобытная свежесть народа и восхитительные образцы женственности. – Не изменим же ничего в воспитании наших женщин; они и так хороши, и даже самая прекрасная из античных Венер уступает им. Не надо ничего менять. Шедевр предстает нам еще в своем истинном свете… Но увы! Изменение произойдет вопреки нашей воле, и оно уже началось.
Архитектура наших соборов была необходима красоте этих женщин как грандиозное и соразмерное обрамление. Об этом пока не догадываются, однако это именно так. Под церковными сводами царит атмосфера сосредоточенности, там чувствуется трепет глубокой мысли в пытливых умах, там музыка задает ритм прекрасным часам дня и главным дням года, там поэзия не испытывает недостатка ни в героях, ни в последователях, там женщина чувствует, что почитаема всеми и душой, и плотью: вот где может родиться и сформироваться та, что должна стать нашей живой победой.
Что останется завтра от всего этого? Что уже осталось? Это чудо, что еще могут существовать девушки, подобные той, которой я любуюсь в церкви Божанси. Они являются к нам из прошлого; какое-то время некоторых из них еще можно будет встретить в наименее «цивилизованных» уголках провинции…
Но мне кажется, что сегодня их ждет та же участь, что и эти соборы, которым их прабабки послужили моделями: они уже не в моде.
Как жаль, что большинство наших провинциальных девушек отправляется в Париж! Как ужасно разбазаривает красоту это чудовище! Истощается гордость Франции, река нашей жизни, нашей энергии!
Но еще жива провинция, довольно часто говорю я себе в утешение…
В одном жесте этих девушек вся грация и всемогущество. Проходя по жизни, они озаряют ее. И их скромность соразмерна их силе. Девушки – это благословение граду и миру. Носительницы жизни, ощутимые формы надежды и радости, материя всех шедевров! Они так близки к Природе! Никогда их движения не грешат против божественной геометрии! Они возрождают душу тем, кто их понимает. Дева: какое чарующее слово. Мать: нежность, равноценная красоте! – для меня, гончара, что счастлив лепить на своем круге по образу их прелестных форм прекрасные, творящие иллюзию вазы; это им я отсылаю множество раз на дню свою мысль. – В них не только обаяние, но и доброта; а порой они бывают оклеветаны – подобно гению.
Улица – какая школа! Жесты естественны, драпировки ложатся как надо… Поступь этих идущих в церковь молодых женщин лишена напускной скромности – прямой стан, твердый шаг по тихой улице маленького городка… Это не светские женщины с их полупрозрачной плотью, умащенной самыми вычурными благовониями, где жизнь побоялась бы явить себя, где душа прячется. Я говорю о существах простых, настоящих, здоровых и вполне живых, об этих женщинах, обетованных радости и самопожертвованию, которых мы любим и заставляем страдать.
В час гнева, когда мы злоупотребили их терпением, от них исходят молнии и пророческие голоса, звук которых удивляет и врезается в память, готовый вновь прогреметь, если будет необходимо, чтобы напомнить нам о долге.
…Это дитя нашего племени, девочка с тонким крестьянским личиком, сидящая на ступенях крыльца, даст во втором поколении плоды очень большой красоты. – Какая чистая еще страница! Какая безмятежность!
Женщина – истинный Грааль. Коленопреклоненная – она прекраснее всего; так думали готические мастера. Церковь снаружи – коленопреклоненная женщина.
Провинция еще полна дивными запасами духовных богатств. Здесь беспрестанно встречаешь ту глубину чувства, которая сохранилась в нашей крови такой, какой нам ее передали предки. Именно здесь неистощимый источник восхитительной самоотверженности моряка, солдата, авиатора. Великолепное мужество, заставляющее усомниться во зле! Здесь еще есть основа для подлинной человечности.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.