Каттелан, Мураками и Ай Вэйвэй
Каттелан, Мураками и Ай Вэйвэй
Я не делаю дизайн, не пишу красками. Я вообще не прикасаюсь к своим работам.
Маурицио Каттелан, художник
В 1990-х годах художественная сцена Нью-Йорка казалась [мне] порнографической; секс был в музеях, он считался красотой; в Японии он был в журналах и книгах.
Такаси Мураками, художник
Жизнь — это искусство. Жизнь — это политика.
Ай Вэйвэй, художник
В высшем эшелоне мира современного искусства встречаются художники самых разных биографий. Одни прославились и добились больших цен потому, что были прекрасными художниками или колористами, другие предложили что-то новое, третьи что-то эпатажное, а четвертые были звездами. Если понимать эту разницу, будет легче понять целое.
В этой главе коротко рассказывается о трех художниках, в творчестве которых перемешалась новизна, слава и некоторый эпатаж: Маурицио Каттелане, Такаси Мураками и Ае Вэйвэе. Первые два входят в список крупнейших современных художников, который я привожу ниже. Ай, без сомнения, самый известный современный художник из Китая.
Маурицио Каттелан, придумщик обнаженной восковой фигуры Стефани Сеймур, концептуальный художник, создающий провокационные работы на темы культуры, смерти и религии. В зависимости от конкретного творения и от того, с кем вы говорите, его называют либо провокатором, который смеется над системой, либо новатором, либо артистом с бесконечным запасом комических номеров. Каттелан не глуп. В интервью 1999 года он сказал: «Мы живем в империи маркетинга, зрелищ и соблазнов, поэтому одна из ролей художников и кураторов состоит в том, чтобы разрушать эти стратагемы[11], сопротивляться их логике, использовать их и находить новые способы активизма им наперекор».
В его творчестве соединяется перформанс и скульптура, причем скульптуру придумывает он сам, а изготавливают технические специалисты. В 2012 году его ретроспективная выставка в нью-йоркском Музее Гуггенхайма включала чучела лошадей, спящих собак, вышеупомянутой белки-самоубийцы, а также много автопортретов, картин и фотографий. Его любят кураторы и богатые коллекционеры, в том числе Франсуа Пино, по мнению которого Каттелан — «один из лучших художников нашего времени».
Каттелан родился в итальянской Падуе в 1960 году. Его детство прошло в бедности и отмечено школьными наказаниями и недоверием к власти. До того, как заняться искусством, Каттелан работал поваром, садовником, ассистентом в морге и был донором спермы. Он недолго, но успешно занимался дизайном мебели, благодаря чему его сначала признали в журналах об искусстве и дизайне, потом уже и в галереях. У него нет никакого формального художественного образования. Сейчас он живет и работает в Нью-Йорке и Милане.
По словам самого Каттелана, он занялся искусством из-за того, что художники пользовались большой популярностью у красивых женщин. Он говорит, что в начале художественной карьеры его одолевали сомнения и неудачи, а главной была «невозможность что-то сделать».
Так что же творит тот, у кого большое чувство юмора, жизнь, полная невзгод, и никакого художественного образования? Не найдя вдохновения для своей первой персональной выставки в 1989 году, Каттелан просто запер двери галереи и повесил табличку Torno subito («Скоро буду»). Табличка была одновременно и названием выставки, и ее экспонатом. В 1992 году он принял участие в выставке в туринском Центре современного искусства Кастелло ди Ривара тем, что связал простыни и свесил их из раскрытого окна. Эту инсталляцию он назвал «Воскресенье в Риваре» (Una Domenica a Rivara).
Когда его попросили предоставить что-нибудь на групповую выставку в Милане в 1992 году, Каттелан обратился в итальянскую полицию с заявлением, что у него украли «невидимый экспонат». Копию полицейского протокола с печатью он вставил в рамку и передал для экспозиции (а потом продал). В 1993 году, когда Каттелана пригласили на Венецианскую биеннале, он отдал свое место в субаренду рекламному агентству. Агентство установило там большой щит с рекламой духов «Скьяпарелли». Каттелан назвал это «Работать — это гиблое дело» (Working is a Bad Job).
В 1994 году в галерее Дэниела Ньюберга в Сохо он привязал живого осла под хрустальной люстрой. Осел опорожнился; нью-йоркский Департамент здравоохранения закрыл выставку после первого же дня. В 1995 году для своей первой персональной выставки в парижской Galerie Perrotin — под названием «Эрротен, настоящий кролик» (Errotin, le Vrai Lapin) — Каттелан убедил владельца галереи каждый день в течение пяти недель ходить в костюме гигантского розового пениса с кроличьими ушами. Потом, в 1999 году, Каттелан придумал приклеить своего миланского дилера Массимо де Карло изолентой к стене галереи. Эту работу он назвал «Идеальный день» (A Perfect Day). Для де Карло день вышел не такой уж идеальный — он угодил в больницу. До сих пор избежать «каттеланизации» удалось только известному нью-йоркскому дилеру Мэриэн Гудмен.
Когда в 1996 году Каттелана пригласили принять участие в групповой выставке фонда De Appel в Амстердаме, он решил, что его вкладом в репрезентативное искусство будет кража. Он попросил друзей украдкой стянуть работу другого художника из соседней галереи и выставил ее как свою собственную, назвав акт «временным переосмыслением», а картину «Еще один чертов редимейд» (Another Fucking Readymade). Полиция назвала все это чем-то другим; фонду пришлось долго вести переговоры, чтобы Каттелана выпустили из-под ареста.
В 1997 году в Дижоне Каттелан проделал в полу музейной галереи дыру размером с могилу, намекая, что он лучше умрет, чем будет терпеть, как его принуждают создавать предметы искусства. Также в 1997 году для выставки в Galerie Perrotin он тайно заказал копии всех картин бельгийского художника Карстена Хеллера, выставленных в соседней галерее. Он скопировал даже пресс-релиз Хеллера. По словам Каттелана, смысл был в том, чтобы поставить под вопрос понятие индивидуальности.
Формальные проекты Каттелана, когда он выставлял что-то более похожее на общепризнанное искусство, в большой степени полагались на восприятие их подоплеки. Одним из них был «Девятый час» (La Nona Ora) 1999 года — восковая фигура папы Иоанна Павла II со всеми папскими регалиями, на которого упал метеорит. Возможные интерпретации ограничены только фантазией зрителя. Когда один экземпляр скульптуры выставлялся в варшавской галерее Zacheta в 2000 году, ее разбили два члена польского парламента правого толка. Еще один «Девятый час» — всего их четыре экземпляра — в 2004 году был продан за 3 миллиона долларов.
В его скульптуре 2000 года «Революция — это мы» (La Rivoluzione Siamo Noi) изображен он сам. Он висит на одежной вешалке, выполненной по проекту Марселя Бройера, одетый в знаменитый фетровый костюм немецкого художника Йозефа Бойса. Скульптуру Каттелан сопроводил признанием: «На самом деле я не художник», задуманное как антонимом утверждению Бойса, что «каждый человек — художник».
В 2001 году Каттелан изобразил «Его» (Him) — коленопреклоненного в молитве мальчика с реалистичной головой Адольфа Гитлера. Как пишет The Economist, скульптура подразумевает вопрос: «Если бы фюрер покаялся, простил бы его Господь Бог или нет?» Один экземпляр (тоже из четырех) принадлежит американскому коллекционеру Стефану Эдлису, который говорит: «При виде его люди охают, ахают, плачут, не могут поверить глазам. У него потрясающая сила воздействия. Оставляя в стороне политику, по этому и надо судить об искусстве». Еще один экземпляр «Его», по слухам, продан за 10 миллионов долларов.
В Милане Каттелан взял три восковые фигуры подростков и подвесил их за шею на дереве на городской площади. Это зрелище настолько потрясло одного местного жителя, что он влез по приставной лестнице, срезал веревку и снял две из трех фигур, а потом упал с лестницы и получил черепно-мозговую травму. Миланские пожарные сняли и третью фигуру, чтобы успокоить разволновавшихся горожан. Полиция Милана заявила, что намерена установить, является ли инсталляция произведением искусства. Если да, то обвинение будет предъявлено пострадавшему вредителю. Если нет, то Каттелан будет обвинен в нарушении общественного порядка. Последовали продолжительные споры в прессе и между сторонами. Вопрос сошел на нет сам собой, и обвинение никому не предъявили.
Когда Питеру Бранту доставили восковую статую его жены в обнаженном виде, он узнал на собственном опыте, что, когда делаешь заказ Каттелану, нужно обговаривать все до мельчайших деталей, прежде чем заключать договор. В 1999 году лондонский арт-дилер Бен Браун заказал ему портрет своей бабушки. Каттелан прислал ему Бетси — реалистичную восковую статую старушки, втиснутую в маленький холодильник. Когда Франсуа Пино заказал ему работу в 2009 году, Каттелан сделал надгробие с эпитафией Pourquoi moi? («Почему я?»). Пино его принял.
В 2004 году Анри-Клод Куссо, директор Высшей государственной школы изящных искусств в Париже, также сделал заказ Каттелану, не зная заранее, что получит. В школе хранятся скульптуры и копии картин Средневековья и итальянского Ренессанса; тамошняя часовня была построена для Маргариты Валуа, супруги короля Франции Генриха IV.
В итоге школа получила скульптуру под названием «Сейчас» (Now) — восковое изображение мертвого Джона Кеннеди в гробу в натуральную величину. Каттелан сказал, что скульптура вполне уместна, учитывая историю школы, потому что Кеннеди «в некотором роде светский святой». Второй вариант скульптуры был выставлен в Музее искусства Карнеги в Питсбурге.
Как и Дэмьен Херст, Каттелан делает чучела животных: страуса, ослов и лошадей в натуральную величину, подвешенных под потолком. Смысл в том, что чучело — это видимость жизни, в основе которой смерть. В 2004 году Бернар Арно купил его подвешенное чучело лошади «Баллада о Троцком» (The Ballad of Trotsky) за 2,1 миллиона долларов; а в 1996 году Каттелан продал эту лошадь всего за 5 тысяч.
Сравнительно недавно он сотворил L.O.V.E. (2011) — 11-метровое скульптурное изображение руки из белого мрамора. Средний палец у нее вытянут, а остальные отрублены. Она выставлялась на миланской площади Аффари перед фондовой биржей.
Все эти работы сделали Каттелана самым известным и, наверное, самым дорогим современным художником Италии. Его персональные выставки проходили в MoMA, в лос-анджелесском Музее современного искусства и в Центре Помпиду, а кроме того, он пять раз участвовал в Венецианской биеннале. Когда в 2011 году открылась его ретроспектива в Музее Гуггенхайма, Каттелан объявил, что больше не будет заниматься искусством. Он явился на выставку с надгробием, где было написано «Конец». Большинство обозревателей посчитали его заявление рекламным трюком. В 2013 году на выставке Фонда Байелера в Базеле Каттелан продемонстрировал новую работу (лошадь) под названием «Капут» (Kaputt).
Творчество японского художника Такаси Мураками, о котором тоже шла речь в главе «Стефани», размывает границы между искусством, масскультом и поп-артом. Если Маурицио Каттелана иногда называют итальянским Дэмьеном Херстом, то Мураками можно считать японским Энди Уорхолом. Ему 50 лет, он работает в пригороде Токио на своей, как он говорит, по примеру Уорхола, фабрике. На самом деле это две фабрики: одна в Асаке, Япония, где находится его корпорация KaiKai Kiki, производящая предметы искусства; вторая в Лонг-Айленде, США. По некоторым сведениям, на пике производства, когда Мураками выполнял работу для экспозиции Франсуа Пино в палаццо Грасси во время Венецианской биеннале 2007 года, у него работало 200 человек.
С целью рекламы и продвижения Мураками ездит по миру, привлекая внимание прессы и посещая выставки своих работ. Обычно он появляется на публике в белой футболке и мешковатых штанах цвета хаки, с завязанными в самурайский пучок длинными черными волосами. Он распространяет слух, что каждую ночь спит в спальном мешке на полу студии, а не, скажем, у себя дома в Верхнем Ист-Сайде Манхэттена.
Обозреватели и критики любят рассуждать, чем Мураками отличается от Уорхола. На большей части творческого пути Уорхол черпал сюжеты из повседневной жизни (ящик с мыльными губками, консервированный суп Campbell’s) и хотел поместить их в роскошное окружение. Когда Уорхол прославился, уже немногие могли позволить себе иметь его картины. Мураками берет сюжеты из повседневной жизни и продает их всем желающим: скульптуры и картины стоимостью миллионы долларов богатым, ограниченную партию сумок Vuitton дизайна Мураками для среднего класса и дизайнерские футболки, коврики для мыши, кружки, игрушки, брелоки и чехлы для айфонов для нижнего ценового сегмента.
Мураками рос в послевоенной Японии, в то время, когда манга и аниме входили в понятие популярной культуры. Американская оккупация познакомила Японию с миром Уолта Диснея. В Токийском государственном университете Мураками начал работать над степенью доктора по нихонга — живописному стилю, сочетающему в себе японскую и западную манеры и сюжеты. Он пришел к выводу, что эта живопись неактуальна в современной Японии; тогда он занялся искусством, основанным на манге, аниме и отаку — субкультуре компьютерных фриков, появившейся в среде фанатов видеоигр. Он стремился к тому, чтобы его творчество признали на Западе, собираясь после этого демонстрировать его у себя на родине.
Его скульптуры и картины, как и работы Уорхола, Херста и Каттелана, изготавливают технические ассистенты. Его вклад заключается в замысле и дизайне и окончательном утверждении. Вместо шелкографии, как у Уорхола, он делает рисунки в полный размер и оцифровывает их. Готовый рисунок он сканирует и раскрашивает при помощи программы Adobe Illustrator. Ассистенты воспроизводят законченный образ на холсте.
В этом процессе рождается уникальный стиль Мураками; на его холстах не видно следов кисти. Он называет картины «суперплоскими» и утверждает, что нарочно избегает какой-либо иллюзии глубины и перспективы. Он говорит, что действует в русле двумерных образов, характерных для всей истории японского искусства, которые также можно видеть в манге и аниме. Еще он утверждает, что эти суперплоские картины выражают его взгляд на общество послевоенной Японии, в котором классовые и вкусовые отличия стали менее выраженными.
В 1993 году он создал свое альтер эго, своего Микки-Мауса. Он назвал его Мистер DOB и представил как японский символ. DOB — это сокращение от слов «Дободзитэ дободзитэ», что значит «Почему? Почему?». У Мистера DOB круглая голова, в которой читается его имя: буква D на левом ухе и В на правом и лицо в форме буквы О. Мураками помещал DOB на брелоки, футболки и коврики для мыши. Японские подростки, девушки и юноши, делали себе татуировки с Мистером DOB.
Персонажа можно увидеть на картинах и в скульптурах из надувных шаров. В одном скульптурном варианте DOB помещен в лес из грибов — это намек на две сброшенные на Японию атомные бомбы. В ноябре 2011 года на аукционе «Кристи» в Нью-Йорке Ларри Гагосян купил группу скульптурных грибов в мультипликационной манере под названием «DOB в странном лесу» (DOB in the Strange Forest, 1999) за 2,8 миллиона долларов. Как и в случае с Уорхолом, любое обсуждение творчества Мураками без упоминания стоимости его работ считается неполным; Мураками говорит, что она равна художественной ценности.
На данный момент Мураками больше известен скульптурами, чем картинами. Одним из лотов на аукционе «Карт-бланш» была Miss ko2 (1996). Это изображение бисёдзё («красивая девушка»), персонажа из игры Viable Geo. Предполагается, что Miss ko2 — невинная школьница ростом около 180 сантиметров, с огромными глазами, светлыми волосами ниже осиной талии и непропорционально длинными ногами. На ней обтягивающий костюм официантки, не скрывающий ее большой груди с торчащими сосками. Некоторые западные критики увидели в статуе педофилию.
Мураками говорит, что Miss ko2 всего лишь изображает одержимость японцев молоденькими девушками с большими глазами и в униформе. «Японские критики не видят педофильских коннотаций[12]… В Японии сексуальность означает покорность и скромность. Сделать фигуру в полный рост — все равно что сделать резиновую куклу». Miss ko2 изготовлена в четырех экземплярах и была куплена на аукционе «Карт-бланш» за 6,8 миллиона долларов.
В 1997 году следующей ступенью творчества Мураками после идеальной Miss ko2 стала скульптура Hiropon (так на сленге называют героин). Это тоже изображение девушки, на этот раз одетой в бикини, ростом 185 сантиметров, с голубыми волосами и огромной грудью, она прыгает через скакалку из застывшего молока, которое брызжет из ее гипертрофированных грудей. Она тоже изготовлена в четырех экземплярах и была продана за 623500 долларов на аукционе «Сотби» в Нью-Йорке в мае 2008 года.
В 1998 году Мураками создал под пару Hiropon мужскую скульптуру «Мой одинокий ковбой» (My Lonesome Cowboy). Это стеклопластиковое изображение (в пяти экземплярах) молодого человека с торчащими светлыми волосами и эрегированным пенисом, из которого брызжет эякулят, образующий лассо над его головой. В мае 2008 года статуя была выставлена на торгах в нью-йоркском отделении «Сотби», и каталог сравнивал ее с гравюрой японского художника XIX века Кацусики Хокусая «Большая волна в Канагава» (1820). Абсурдность этого сравнения вызвала насмешки, в отличие от цены. «Одинокий ковбой» ушел за 15,2 миллиона долларов.
В 2010 году Мураками стал третьим художником (после Джеффа Кунса и французского художника Ксавье Вейлана), работы которого выставлялись в Версальском замке. Несколько тысяч человек, в том числе потомок Людовика XIV принц Сикст-Генрих Бурбон-Пармский, подписали петицию с протестом против выставки, говоря, что работы Мураками оскорбляют традиции Версаля и «нарушают гармонию» резиденции «короля-солнце». Принц пытался получить судебное постановление о закрытии выставки, но безуспешно.
Среди выставленных работ были экземпляр Miss ko2, помещенный в углу зала Войны у входа в Зеркальную галерею, и 26-футовая лягушка Tongari-Kun в Салоне Геркулеса. Директор музея Жан-Жак Эйягон сказал, что выставка собрала чуть более миллиона посетителей — вдвое больше обычного числа за тот же период.
Сексуализированные скульптуры и суперплоские картины Мураками до такой степени повлияли на восприятие современного японского искусства остальным миром, что художник, работающий в более традиционной манере, продается относительно недорого. Самая дорогая проданная с аукциона картина Макото Айды, чье творчество так же хорошо известно в Японии, как и Мураками, получила цену ниже 700 тысяч долларов — это одна двадцать четвертая от самой высокой цены Мураками и одна пятнадцатая от суммы, которую получает в Китае самый дорогой китайский современный художник.
В 2008 году журнал Time признал Мураками одним из 100 самых влиятельных людей мира. Он был единственным попавшим в список художником. Мураками говорит, что этот статус имеет значение только на Западе, что в Японии его критикуют и не любят те, кому не нравится, что он поднимает субкультуру на уровень высокого искусства.
Пятидесятипятилетнего китайского художника Ая Вэйвэя, пожалуй, можно назвать рок-звездой номер один в мире современного искусства. В 2011 году лондонский журнал ArtReview в своем ежегодном списке Power 100 назвал Ая «самым влиятельным человеком искусства в мире». Иными словами, влиятельнее Ларри Гагосяна, влиятельнее шейхи аль-Маяссы аль-Тани из семьи правителей Катара. Как пишет ArtReview, Ай был выбран благодаря не только его искусству, но и политическому активизму. «Его деятельность позволила художникам оторваться от мысли, что они работают внутри привилегированного пространства, ограниченного стенами музея или галереи… Он разрушает преграды между жизнью и искусством». Помимо Ая Вэйвэя, из художников только Дэмьен Херст удостаивался первого места в списке ArtReview — в 2005 и 2008 годах. В 2012 году Ай попал на третье место, но из художников в первую десятку попали только он и Герхард Рихтер.
Ай не входит в список двадцати пяти современных художников Китая с самыми большими годовыми продажами. Своей славой он обязан тому, что он среди китайских художников отваживается на самые смелые политические акции, а также тому, что походит на Уорхола саморекламой и серийным процессом производства арт-объектов при помощи двадцати помощников. В большинстве своем у него концептуальные работы; они посвящены актуальным для Китая темам, но отчего-то вызывают живой отклик на Западе. Чаще всего в основе его творчества лежит политический комментарий к происходящему в правительстве и обществе Китая.
Человек фальстафовских пропорций, Ай живет вместе с женой, художницей Лю Цин, в пекинском жилом комплексе. В Китае он считается «князьком», поскольку является сыном Ай Цина, знаменитого революционного поэта и товарища Мао Цзэдуна в Яньане до переворота 1949 года. Впоследствии Ай Цина обвинили в правом уклонизме за его стихи, написанные во время культурной революции. Вместе с семьей его на восемнадцать лет отправили в ссылку в Синьцзян, дальнюю область на северо-западе Китая, в которой он чистил общественные туалеты. Сейчас поэзию Ай Цина проходят в китайских школах.
В 1980-х годах Ай уехал из Китая в Нью-Йорк. Некоторое время он учился в Школе дизайна «Парсонс», где его наставник художник Шон Скалли сказал, будто в его рисунках не видно «сердца». От стыда Ай бросил школу, но лишь после того, как стал учеником Марселя Дюшана, французского художника, известного своими редимейдами. Потом Ай был уличным художником на Таймс-сквер и брал по 25 долларов за портрет.
Его главным источником дохода, по всей видимости, были выигрыши в блек-джек в Атлантик-Сити. Он был профессиональным игроком, казино предоставляли ему лимузины, кабинеты и обеды за счет заведения.
В Китай Ай Вэйвэй вернулся в 1990 году. Мировую известность он приобрел, когда вместе с архитекторами Херцогом и де Мероном проектировал стадион «Птичье гнездо» для пекинской Олимпиады. Протестуя против нарушения прав человека в Китае, он бойкотировал церемонию открытия. О «Птичьем гнезде» он сказал так: «Глубокая ирония в том, что его мощная архитектура заставила многих западных лидеров закрыть глаза на китайскую действительность».
Основной рынок Ая — Великобритания, Западная Европа и США. В Китае немногие коллекционеры собирают его творчество, может быть, из опасения, что у него слишком явная политическая подоплека. Запланированный показ его работ в пекинской Ullens Gallery в 2011 году был «отложен на неопределенный срок».
И эти опасения небезосновательны. У его работ недавнего времени многослойное и завуалированное содержание, связанное с социальными условиями и политическим протестом. Его самая известная инсталляция — ковер из фарфоровых семечек в лондонской галерее Тейт Модерн, о смысле которого мы говорили выше. Еще одна его работа — цикл под названием «Дерево» (Tree, 2011). Всего он состоит из двенадцати деревьев; каждое по 5 метров в высоту и 5,4 метра в ширину. Все это сухие стволы и сучья, собранные в горных районах Южного Китая и скрепленные гигантскими винтами в даосском духе. У основания каждого дерева лежат фарфоровые «камни».
У этого цикла две отдельные предыстории. Когда дерево номер 11 выставлялось на ярмарке «Арт-Базель-Майами-Бич» в 2011 году, оно, как говорилось, символизировало ущерб, который быстрое развитие Китая нанесло окружающей среде. Галерея Урса Майле в Люцерне, Швейцария, которая привезла на ярмарку это дерево, позднее заявила, что каждое дерево представляет собой даосский идеал — временный союз неба и земли, в котором естественное и искусственное — одно и то же. Карин Зайц, художественный директор галереи, сказала, что каждое дерево стоит 350 тысяч евро (468 тысяч долларов), не считая транспортных расходов.
В 2013 году расположенная в Торонто Художественная галерея Онтарио выставила у себя «Головы зодиака / Круг зверей» (Zodiac Heads / Circle of Animals) — двенадцать гигантских бронзовых голов животных, входящих в китайский зодиак. Другие версии выставлялись на нью-йоркской Пулитцер-Плаза и в лондонском Сомерсет-Хаус. Каждая голова имеет 1,1 метра в высоту и установлена на 1,9-метровом шесте. Набор воссоздает часы-фонтан, построенный в XVIII веке двумя иезуитами-миссионерами в пекинском Юаньминъюане (Старом Летнем дворце).
Оригинальные головы разграбили французские и британские войска во время «опиумных войн» 1860-х годов. Китайцы называют разграбление (и поджог дворца) примером унижений, которые Китай нес от Запада. Семь из двенадцати оригинальных голов — тигра, обезьяны, лошади, крысы, вола, кролика и кабана — всплыли на Западе, когда их выставили на торги. Самой дорогой из них стала лошадь, которую, по слухам, купил владелец казино в Макао Стэнли Хо за 8,75 миллиона долларов в 2007 году.
Две головы — крысы и кролика — предлагались на аукционе коллекции Ива Сен-Лорана в 2009 году. Китайский участник, действовавший от имени китайского Фонда народного достояния и сделавший самую большую ставку, в знак протеста отказался платить. Головы оставались во Франции до 2013 года, когда Франсуа-Анри Пино из аукционного дома «Кристи» передал их Китаю в рамках обмена, по которому «Кристи» получил право проводить аукционы в материковом Китае. Пять голов до сих пор считаются пропавшими.
По словам Ая, смысл воссозданных голов — «мародерство и национальные символы, диалог прошлого и настоящего, но также и противопоставление подлинного и поддельного».
Один из самых спорных перформансов Ая состоялся в 1995 году. Он назывался «Бросание вазы династии Хань» (Dropping a Han Dynasty Urn) и именно в этом и заключался. Действо было увековечено в виде фототриптиха. На фотографиях изображено, как Ай роняет старинную керамическую вазу и она разбивается. По его словам, смысл перформанса в «творении нового за счет разрушения старого, отклик на уничтожение правительством богатой культурной истории Китая, его коллективной памяти». В каталоге его работ для выставки 2012 года в вашингтонском музее Хиршхорна говорится, что разбивание вазы «запечатлевает миг преобразования традиции, когда ей бросают вызов новые ценности».
Обычно, когда фототриптих участвует в экспозициях, его помещают за рядом целых ваз династии Хань, выкрашенных в разноцветные краски. Смысл в том, что это «история, раскрашенная и превращенная в товар ради удобства».
Еще Ай разбирал предметы мебели династии Мин и собирал ее в нелепых сочетаниях, одно из них называлось «Стол с двумя ножками на стене» (Table With Two Legs Up The Wall), намекая на правительственный указ. Пекинский куратор Филип Тинари назвал это новой школой искусства — «древним редимейдом».
В 2008 году на выставке Documenta в немецком городе Касселе Ай показал инсталляцию под названием «Сказка» (Fairytale), состоявшую из 1001 мраморного стула династий Мин и Цин, на которых сидел 1001 китайский доброволец. Смысл заключается в том, что каждый стул — метафора тех лет, которые отец Ая провел в ссылке; так как одним из предметов обстановки, который семье позволили увезти с собой, был традиционный стул со спинкой в виде ярма. «Сказка» означает преемственность в сочетании с изменяющимися традициями. Некоторые стулья впоследствии были проданы через галерею Lisson в Лондоне по 100 тысяч долларов каждый.
Самый известный (и самый неудобный для властей) политический протест Ая — это обвинение подрядчиков и госчиновников в коррупции и халатности при строительстве так называемых тофу-школ, которые обрушились во время землетрясения в провинции Сычуань в 2008 году. На выставке Documenta 2009 года он представил мемориал в память о 5 тысячах учащихся, погибших при землетрясении. Это были школьные рюкзаки, из которых китайскими иероглифами были выложены слова одной матери, потерявшей дочь: «Она прожила в этом мире семь счастливых лет». В ответ китайское правительство закрыло его интернет-блог и удалило его имя из местных поисковых систем.
В декабре 2011 года муниципалитет Шанхая издал приказ снести новую трехэтажную студию Ая в Шанхае. Ай назвал его местью за его постоянную политическую активность и заявил, что устраивает у себя в студии угощение речными крабами (hexie) в знак протеста. Это каламбур: китайское слово hexie похоже на слово «гармонизация», о которой постоянно говорит коммунистическая партия. В Китае речной краб стал синонимом послушания и цензуры, а те, кто подвергается цензуре со стороны государства, говорят, что их «гармонизировали».
Ассистенты Ая изготовили 3 тысячи раскрашенных фарфоровых крабов на продажу, а крабовый пир и снос студии был их историей. Ай пригласил на вечеринку восемь рок-групп и ожидал прихода тысячи сторонников. За два дня до запланированного мероприятия его поместили под домашний арест в Пекине, а студию сровняли с землей за день до намеченной даты. Всех крабов расхватали коллекционеры.
В апреле 2011 года китайские власти арестовали Ая Вэйвэя в Пекинском аэропорту. Люди из мира искусства и правозащитники со всего мира выступили с протестами. По официальной версии, Ая задержали за неуказанные «экономические преступления». Через две недели после задержания китайское новостное агентство Синьхуа объявило, что управляемая им компания Beijing Fake Cultural Development Ltd. уклонилась от уплаты «налогов в огромном размере» и уничтожила документы. Ая выпустили 22 июня, через 81 день одиночного заключения. В качестве одного из условий освобождения ему запретили выезжать за границу. На осень 2013 года он все еще находился под домашним арестом и круглосуточным наблюдением.
В 2013–2014 годах проходила крупная ретроспектива его работ в нескольких западных галереях, однако ее пришлось проводить в отсутствие художника. Мэтью Тейтельбаум, директор Художественной галереи Онтарио (где ретроспективная выставка Ая состоялась в конце 2013 года), указал на нелепость такого положения. «Как можно проводить выставку современного художника, когда сам он отсутствует? Художник владеет своими работами, своими идеями, публичным представлением, взаимодействием с аудиторией… [Художник должен присутствовать,] чтобы объяснять, защищать, отстаивать».
В Торонто эта обязанность легла на плечи Тейтельбаума, который сначала отправился в Пекин, чтобы навестить Ая в его пекинской студии и записать его ответы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.