Легендарная выставка неизвестного Шагала

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Легендарная выставка неизвестного Шагала

80-летний художник Марк Шагал недоуменно уставился на пять полотен, висевших на самом видном месте нью-йоркской галереи «Сьер». Над картинами красовалась торжественная надпись: «К 80-летию гения ХХ века: выставляется и продается впервые», под ними таблички с именем автора «Марк Шагал». Художник подслеповато прищурился, подошел вплотную, забормотав: «Когда же я написал это?.. Не помню. И эту картину не помню. И эту. — Мастер воздел руки к небу. — Откуда они взялись?! Я не писал ничего подобного!»

Элмир де Хори

Группа, вместе с которой Шагал вошел в небольшую, но известную аукционную галерею на 57-й улице Нью-Йорка, приостановила свое движение. Улыбчивый гид в недоумении замолчал на полуслове. Что за чушь несет этот чудной старичок, одетый в дешевенький старомодный костюм?! Уж он-то никак не может быть великим Шагалом, чье 80-летие мир будет праздновать через месяц — в июне 1967 года! Правда, гид никогда не видел великого мэтра «живьем» — художника давно окрестили затворником. Он хоть и работает по заказу разных стран мира, но живет уединенно где-то во Франции на вилле в небольшом селении Сен-Поль-де-Вансе близ Ниццы. Да и разве может величайший художник ХХ века пожаловать просто так, безо всякого объявления, на выставку собственных полотен?!

Однако из глубины галереи в зал уже спешил куратор этой аукционной выставки Луи Рейналь, антиквар, лично привезший картины из далекого Парижа. Улыбаясь самой парадной и счастливой улыбкой, антиквар подхватил в объятия старика, как самого дорогого гостя: «Какая честь, мэтр, у меня нет слов! Позвольте, сюда, пожалуйста!»

Тараторя и кланяясь, Рейналь, подхватил старичка под руку и потащил в административные помещения выставки. Главное, подальше от картин! И как только художника угораздило оказаться не в Ницце, а в далеком Нью-Йорке?! Тем более что не далее как третьего дня «Нью-Йорк таймс» объявила, что Шагал не собирается праздновать юбилей и посещать выставки своих работ. И вот пожаловал, как на грех.

Правда, все эти неудовольствия никак не отражались на приятном, породистом и холеном лице месье Луи Рейналя. Его улыбка завораживала, голос лился непрерывным потоком, а сам он быстро вел живописца в глубь галереи.

«Вот мы и пришли! — Рейналь усадил гостя на удобный кожаный диванчик. — Это моя скромная обитель. Позвольте представиться, я — Луи Рейналь, куратор данной выставки». И тут старик Шагал ожил: «Так это вы повесили подделки и даже не стесняетесь признаться?! Да видит Бог, это подсудное дело!»

От негодования кустистые брови Шагала взметнулись, словно призывая в свидетели Всевышнего. Разговор принимал крутой оборот. Ум куратора лихорадочно заработал. Полиция? Скандал? Тюрьма? Ни за что!! Надо погасить скандал. Улестить старого художника. Но как?! Ответ пришел внезапно: есть одна зацепка. Мимо нее не пройдет ни один настоящий художник. Тем более Шагал — уж он-то должен знать ту далекую историю. Ведь он именно в 1920-х годах приехал в Париж из Советской России — никому не известный, растерянный, молодой. Вот и надо воспользоваться воспоминаниями молодости.

Антиквар страдальчески скривился и произнес с самым покаянным видом: «Я приобрел эти полотна в Париже со всеми сертификатами подлинности! И я не мог не поверить продавцам, ведь они предложили мне приобрести не только эти картины, но и один давно утерянный рисунок Матисса. — Антиквар понизил голос. — „Белую даму“, мэтр…»

Шагал встрепенулся: «Не может быть! Это же легендарная вещь. Но не выдумка — быль! Я знаю о ней из уст самого Матисса. Однажды ему не хватило денег заплатить за еду в ресторанчике на Пляс-Пигаль. Тогда он и набросал карандашный портрет хозяйки. Та была в белом переднике, отсюда и название».

«Да-да, — подхватил антиквар. — А через полгода хозяйка ресторанчика разбогатела. И когда портрет перешел к ее племяннику, тот тоже быстро нажил богатство на виноградниках. С тех пор „Белую даму“ зовут „Мадам Богачка“».

«Матисс пытался найти свой рисунок, — вздохнул Шагал. — „Богачка“ ему самому не помешала бы. У него вечно не было денег. Впрочем, как у всех нас. Но рисунок как в воду канул…»

«А вот и нет! — Антиквар рывком открыл ящик бюро и выхватил тонкую синюю папку. — Вот — „Мадам Богачка“!»

Шагал судорожно вытянул шею, глядя на рисунок, и скомандовал: «Лупу!» Антиквар подал. Шагал уставился на правый угол рисунка. «Подпись!.. — забормотал он. — Старый лист можно достать, рисунок подделать, но подпись Матисса я знаю как свою!»

Лупа выпала из пальцев художника. Шагал откинулся на спинку дивана: «Это подлинная подпись моего друга Анри!..»

И тут вступил антиквар: «Конечно, это подлинная „Богачка“. Примите ее от меня в дар примирения, мэтр. Надеюсь, она возместит вам моральный вред от этого ужасного казуса. Ну и материальный, конечно. А поддельные полотна мы, конечно, снимем».

«Сожгите! — выпалил Шагал. — Чтоб другим было неповадно обманывать!»

«Конечно, мэтр! Как скажете, мэтр! Я так вам благодарен за понимание, мэтр. Судебное разбирательство нанесло бы нашей маленькой галерее смертельный удар. А уж „Богачка“ для вас расстарается…»

Кланяясь, антиквар провожал Шагала к выходу. Тут же поймал такси, опять кланяясь, протянул уже севшему в машину мэтру тонкую папочку с легендарным рисунком Матисса. И только когда такси скрылось из вида, облегченно выдохнул и кинулся в галерею с криком: «Срочно снимаем и пакуем картины Шагала!»

Через несколько часов антиквар уже летел в Мексику. Картины, вынутые из рам, упакованы в два кофра ручной клади. Паспорт на имя Луи Рейналя спрятан в потайном кармане. Теперь, даже если Шагал и обратится к адвокатам или в полицию, никакого Рейналя никто не найдет. В аэропорту Мехико он сойдет с удостоверением на имя Элмира де Хори. Оно единственное — настоящее. Остальные — Луи Рейналь, Луи Кассу, Элмир Герцог, Элмира Дори-Бутен, барон д’Ори — фальшивые. Правда, столь виртуозны — не подкопаешься. Как, впрочем, и все картины, рисунки, акварели, литографии, которые он выставлял и продавал, — от Гойи с Рубенсом до Ренуара, Матисса, Модильяни, Дега, Пикассо и многих других. Покупатели во всех странах Старого и Нового Света были уверены, что он распродает родовую коллекцию. И никому еще не пришло в голову, что всех этих Матиссов и Ренуаров создал он сам. Он, и только он — великий мистификатор, король подделок, гений фальшивок! Вот только никто не знает об этих его «титулах». И даст бог, не узнает никогда. Ну а на «Шагалов» и в Мехико найдутся покупатели. И никто не усомнится в их подлинности. Бумаги всегда в порядке. Как в порядке оказался и рисунок «Белой дамы». Нет, сама дамочка конечно же набросана легким пером фальшивки, но вот подпись абсолютно подлинная. Ее проставил сам Матисс в далеком 1926 году, подписывая программки новой выставки. По задумке устроителей художник подписал чистые листы, на которых потом в типографии напечатали текст с рисунками. Тогда Матисс попросил у своего приятеля Фернана Леже, который преподавал в знаменитой парижской академии Гранд Шамюр, пару студентов в помощь. И Леже направил к Матиссу 20-летнего венгерского студента Элмира де Хори. Тот отнес в типографию подписанные Матиссом программки, но их оказалось больше, чем нужно. Поэтому несколько чистых листов осталось у Элмира. Позже именно на таком листе он и набросал по памяти легендарную «Белую даму», которую ему удалось увидеть в ресторанчике на Пляс-Пигаль. И вот как удачно пригодился рисунок!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.