Н. Егоров Борьба за советскую власть на Дунае и Измаильский район в феврале — октябре 1917 года[479] (Воспоминания участника)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Н. Егоров

Борьба за советскую власть на Дунае и Измаильский район в феврале — октябре 1917 года[479](Воспоминания участника)

Я хочу рассказать в своих воспоминаниях об одном из участков Румынского фронта[480], именно об Измаильском его участке, где я тогда работал.

Наша Отдельная морская Балтийская дивизия в декабре 1916 г. была переброшена на Дунай с островов Балтийского моря, после того как были разбиты румынские и русские войска в Добрудже. На Дунае из состава нашей дивизии, Дунайской флотилии и прочих мелких береговых частей был сформирован под командой адмирала Фабрицкого отряд речных сил и войск обороны гирл реки Дуная, занявший район Измаил-Сулин-Килия[481].

Весть о падении династии Романовых мы получили от местного населения, что было подтверждено солдатами-телеграфистами штаба отряда. <…>

Был созван комитет солдатских, матросских и офицерских депутатов, с нормой представительства от каждой роты, батареи и корабля по два солдата и одному офицеру… Спустя некоторое время местное население потребовало для себя представительства в этом комитете. <…> Большевиков в то время как среди войск, так и среди местного населения не было — по крайней мере, мы о них не знали. Затем этот Комитет был переименован в Совет Солдатских, Рабочих и Крестьянских Депутатов Измаильского района. <…>

Весть об Октябрьском перевороте в Петрограде мы получили, благодаря хорошей морской радиостанции в Измаиле, быстро, и эта весть о победе большевиков сразу распространилась среди войск и местного населения. Соглашательский совет клеймил нас, большевиков, кличкой немецких шпионов, срывающих учредительное собрание. <…> В это время мы могли противопоставить разбушевавшейся эсеровско-меньшевистской стихии очень мало сил, так как большевиков и близко стоящих к ним было не больше полутора десятка. Мне помнятся фамилии этих большевиков: солдата Жуковского, прапорщика флота Надирадзе, местного рабочего Семенова и матросов Монахова и Подолянчука и близко к ним стоявших и всегда активно выступавших за большевиков солдат Филонова и Яковлева и местного крестьянина Недашковского. <…> Мы <…> без ведома совета собрали митинг войск и местного населения, где сообщили о новостях, клеймя эсеров и меньшевиков как предателей дела рабочих и крестьян, действующих заодно с буржуями, помещиками и генералами. Масса внимательно слушала нас и явно нам сочувствовала, приняв единогласно резолюцию о поддержке большевистской советской власти и разгоне Временного правительства, которому еще несколько дней тому назад выражалось доверие и поддержка. <…>

Но будучи еще молодыми большевиками, представляя небольшую группу без руководства, мы оказались неподготовленными к захвату власти. <…> Мы, сами взявшись за массовую черновую работу, отдали свое представительство в президиуме совета ранее близкому к нам беспартийному Филонову, который, как оказалось впоследствии, водил нас всех за нос, приобретая себе за наш счет авторитет среди войск и прикрывая этим авторитетом очень часто эсеров и меньшевиков. Мне памятен разговор с ним уже за несколько дней до прихода румын в Измаил. Мы ему тогда предложили оформить свою партийную принадлежность, полагая, что он безусловно будет в нашей партии, но только тогда он нам заявил, что уже давно состоит в партии, назвав свою «партию» каким-то странным именем — «партией мирового расцвета», что в этой партии членом состоит только он один и в партию большевиков он не пойдет. Мне до сих пор остались неведомы ни эта «партия», ни ее «программа», но что мы все хорошо после поняли — это то, что он не раз в трудные минуты нас обманывал. Таков-то был наш представитель в президиуме и председатель совета до конца советского Измаила. <…>

В начале декабря был созван 2-й армейский съезд в Болграде[482], а затем и съезд Румчерода[483] в Одессе, куда и мы послали своих делегатов — оба эти съезда в результате дали большинство левым элементам — большевикам, левым эсерам и сочувствующим этим партиям. <…> Потом кстати подоспела «Декларация прав солдата», где устанавливалась выборность командного состава и отмена всех чинов, орденов и внешних отличий в армии. Затрещали погоны и ордена у нашего офицерства, в чем довольно решительно помогло нам местное трудящееся население. Прокатилась волна выборов командного состава, и на многих командных должностях оказались солдаты и матросы. Начальником нашей морской дивизии стал писарь штаба тов. Яковлев, а собравшийся в конце декабря в Измаиле съезд речных сил и войск обороны гирл Дуная […) избрал вместо остававшегося до сих пор начальником адмирала Ненюкова[484]коллегию из трех комиссаров речных сил и войск обороны Дуная. <…> После этого большинство нашего офицерства под всевозможными предлогами стало бежать из своих частей в ставку командующего фронтом генерала Щербачова и другие места, и лишь немногие офицеры остались работать с нами. Адмирал Ненюков тоже скрылся с помощью председателя совета Филонова, который дал ему удостоверение на право жительства во всех городах России, поверив ему на «честное слово офицера», что он не будет выступать против советов. Разумеется, никакого «честного слова» он не сдержал и был впоследствии одним из активнейших соратников ген. Деникина и Врангеля до конца гражданской войны. <…>

<…> Опасность вооруженного столкновения между нами и румынами стала вполне реальной. <…> Мы в совете стали думать о том, какие силы мы можем противопоставить румынам в случае вооруженного с ними столкновения, и выяснили, что наша Дунайская флотилия и часть солдат морских полков из числа более молодых годов согласны принять бой[485]. Крестьяне и рабочие района, зная, чем грозит им захват Румынией края, тоже хотели драться с румынами и требовали оружия. Но совет дал огромный промах, отказавшись вооружить местное трудящееся местное население в предположении, что хватит и военных сил…

Потом тов. Дегтярев, в то время левый эсер, назначенный армкомом 6 на должность командарма, в разговоре с нами из Болграда по прямому проводу сообщил о срочной необходимости в отправке нашей вооруженной силы в Болград. Мы ему обещали помощь и стали готовить отряд, но председатель совета Филонов уговорил нас, что отряда посылать не нужно, что он сейчас же сам поедет в Болград, все выяснит и оттуда сообщит. Вернувшись из поездки в Болград, Филонов доложил на заседании совета, что «никакой силы посылать в Болград не нужно, ибо там своей силы вполне достаточно», и что «новый командарм просто захотел поиграть в войну, благодаря эсеровской горячности», и таким образом сорвал отправку войск. <…>

Румынское морское командование все время грозило нам, что оно силой будет препятствовать эвакуации оружия, плавучих средств и прочего военного имущества. <…> Нависла опасность от румын и с суши, ибо в Болграде румынские войска готовились к наступлению на Измаил, ожидая подкреплений. Наш совет воспользовался этими обстоятельствами и начал усиленную эвакуацию из Измаила всего военного имущества и всех плавучих средств и весь караван судов под охраной канонерских лодок отправил в Одессу.

<…> Румынские войска подходили к Измаилу, а заранее организованных сил для обороны города было мало. Совет решил в своем большинстве на время эвакуироваться из Измаила до подхода подкреплений из Одессы и отбыл на последнем штабном пароходе «Проворный». <…>

Так в конце января пала советская власть на Дунае, не успев окрепнуть для победы… Кроме указанных выше ошибок, здесь сыграл свою роль и ряд объективных и независящих от совета обстоятельств, ибо на юг России двигались уже австро-германские войска.